Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

Для себя Игорь отметил интересное, многократно проверенное наблюдение. В госпиталях, несмотря на длительное лежание рядом, в одной палате, с людьми не завязывались дружеские отношения. Каждый сам за себя, каждый со своими болями, страданиями, при внешне внимательном и даже заботливом отношении друг к другу, взаимопомощи. А вот душевных узелков не получалось. Чаще всего человек как бы замкнут сам на себя. Другое дело на передовой, тут складывались подчас удивительные взаимоотношения сердечности, дружбы, которая потом протягивается ниточками через годы-десятилетия. Наверное, потому, что без взаимопонимания, без надежды на взаимовыручку, поддержку в окопе просто не выжить психологически, там человек на пике своих моральных возможностей. И еще — далеко не последнее обстоятельство в отношениях, особенно для людей с червоточиной в душе, — страх самосуда. Будешь сволочью — пойди, докажи потом кому, что не шальная пуля догнала тебя. На передовой, как нигде, важнее всего чувствовать, что рядом надежный человек справа и не менее надежный — слева. А уж в разведке надежда на каждого, как на самого себя, как на пальцы своей руки. Дрогни один — всем конец, и это создавало спайку сначала чувством взаимоответственности, а потом уж и дружбы.

Жизнь в новой фронтовой обстановке затягивала. Пока «разваривали» смершевскую кашу, переподчиняя снова соединения командармам, полк приблизился к Резекне и вступил в активные боевые действия. В основном преследовали отступающие немецкие части, но кое-где противник закрепился серьезно и уходить намерений не имел. Бои вспыхивали то там, то здесь, а разведка, как всегда — впереди.

Подошли к Вилянам в походном порядке, разведка — на своем месте, в голове колонны. На пересечении шоссе и железной дороги обнаружили заслон противника. Немцев — не менее роты, а разведчиков — неполный взвод, в задачу разведки бой не входит, тем более — силы неравны, но пока полк предупредишь, а он — на подходе, можно и не успеть…

Еще по опыту боев под Старой Руссой Игорь всегда таскал в разведку трофейные фаустпатроны. Над ним подшучивали, считали блажью, но он-то знал, что к чему, тем более что наши тут еще фаустпатроны применять не пробовали. Уходить надо было под прикрытием, и Игорь пальнул фаустпатроном по стоявшему у переезда товарному вагону — все равно по чему: патрон должен обо что-то стукнуться, тогда взрыв наделает много шума, и можно будет благополучно отойти. И вот фауст долбанул по вагону, в котором оказались боеприпасы! И начали рваться, да и как! Осколки полетели во все стороны и до небес! Немцы рванули в одну сторону, а наши разведчики — в другую. Шороху навели — будь здоров, своих тем самым предупредили и заслон немецкий разогнали. Авторитет разведчика Бескина в полку утвердился, к нему стали прислушиваться.

На водохранилище Айквисте разведчики выбили охрану электростанции. Впереди была Мадона. Подвижная группа разведчиков на «Виллисе» была в городе первой, быстро прочесали город — немцев не было — ушли.

В Мадоне дивизию поставили на переформирование. Городок поражал чистотой, благопристойностью, уютом, на улицах пышно доцветали ярко-алые канны, туи самых разнообразных форм, развесистые деревья и пирамидальные, как кипарисы, и прочее придавали городу забытую южную прелесть, Поселились по-человечески, в домах с постелями. Игорь за долгие недели впервые обстоятельно отмылся, привел себя в порядок. На улице с удивлением увидел действующую парикмахерскую — первую за дни войны. Парикмахер-латыш принял его не то чтобы подобострастно, но с профессиональным пиететом. Беседу вели по-немецки. Игорь похвалил парикмахерскую, оказалось — это филиал, но в эти дни нет клиентов. Родился каламбур из филиала — «фелехалл» — пустой зал. Каламбур был принят отлично, латыш даже платы не взял. А как приятно было чувствовать себя чистым, подстриженным, гладко выбритым, свежим — это за много дней. Цивилизация — это хорошо! В Мадоне хотелось остаться, любоваться осенними цветами, забыться, отключиться от войны… О том, что первыми вошли в город разведчики под командой старшего лейтенанта Бескина, через много лет узнали по документам местные юные краеведы и курсанты военного училища. При въезде в город на каменном откосе много лет, как потом рассказали Игорю, долго сохранялась памятная надпись, сделанная горожанами к одному из Дней Победы.

Через несколько дней Мадона приглянулась начальству под какой-то крупный штаб, а полк передислоцировали неподалеку — на мызу Эргли, где задержались еще на неделю. Игорь не терял времени даром, в красивом доме типа замка оказалась отличная старинная библиотека. Набросился на книги, как голодный. Среди книг, многие из которых были и на русском, попалось даже двенадцатитомное, изумительно иллюстрированное старинное издание «История проституции», где, например, Клеопатре и Екатерине Второй было посвящено по тому. По вечерам офицеры развлекались — Игорь читал, переводя им с немецкого, цветными иллюстрациями восторгались…

Полк повернули на Ригу. Бои шли уже за каждый клочок, потери были большие. Как-то после дневного боя за Сунтажи перестрелка затихла, наши и немцы оказались на разных склонах небольшой высотки. Игорю доложили, что на нейтралке стонет раненый немец, зовет на помощь, решили взять «языка». Поползли, в темноте услышали, что раненого окликают. На помощь с той стороны тоже ползут. Стали дожидаться: брать раненого ненадежно, вдруг отдаст богу душу еще до допроса, а тут ползут здоровые. Сделали засаду, благо разведчиков наших было человек десять.

На помощь немцу раненому ползли двое. В плен их взяли тихо — всех троих: раненого, фельдфебеля и офицера-женщину из военно-полевой полиции. По дороге на командный пункт раненый преставился, а остальных Игорь сразу же допросил. Доложил по рации в дивизию развед-сводку, в том числе и результаты допроса пленных. Из дивизии доложили в корпус, оттуда приказ: с женщины глаз не спускать, начальник разведки лично за нее отвечает, ждать для нее особый конвой из корпуса.

На следующий день полк вывели из боя, поставили на 3–4 дня на пополнение. Все эти дни женщина жила в землянке Игоря под охраной. Поговорить время было.

гecтaповкa Руфь

Руфь Шнееман, ровесница Игоря, родом из Кенигсберга, С детства была в гитлерюгенд. Потом пошла работать в гестапо. Убежденная до обожествления идеи нацистка. Когда ее брата отправили на передовую, она попросилась туда же, в военную полицию (аналог нашего СМЕРШа). К брату и ползла на помощь с фельдфебелем. К русским относилась презрительно. «Вы недочеловеки, недостойны быть среди цивилизованных народов Европы. Мы понимаем, — говорила она, — эту войну мы проиграли, но с вами воевать невозможно. Вы дикие люди, никаких правил не признаете. Все равно Великая Германия восторжествует, и вам укажут ваше место. Что заслужили, то и получите».