Язык шипов - Ли Бардуго

Однажды утром до нее дошла новость, что кто-то вломился в лавку часовщика и вынес оттуда все до последней мелочи. Надев плащ, Клара поспешила в восточную часть города, на Вайнштрат, где уже собралась толпа зевак. Солдаты из городской стражи, стоявшие в оцеплении, лишь растерянно чесали в затылках.

По словам женщины из дома напротив, с другой стороны канала, вчера поздно вечером в лавку входил какой-то человек.

– На нем была военная форма, – утверждала очевидица. – А вышел он не один, за ним шагала целая колонна: господа и дамы в шикарных платьях, крылатый мальчик. Я даже слыхала львиный рык.

Муж торопливо увел эту женщину домой, сославшись на то, что в последнее время она плохо спала и путала сон с явью. Клара вернулась домой, уже обдумывая сюжет новой истории, и по пути задержалась лишь для того, чтобы купить карамели и жевательных конфет с апельсиновой начинкой.

По окончании школы Фредерик продолжил семейный бизнес и на одном из отцовских судов отплыл в Новый Зем, чтобы привезти оттуда груз чая. Когда же пришло время возвращаться на родину, он пересел на другой корабль, потом на третий и так далее. Заходя в очередной порт, успевал лишь отправить домой короткое письмецо да изредка передать посылку. Он присылал чай разных сортов: один разворачивался во рту пьющего душистым цветком, другой следовало пить на ночь, чтобы увидеть во сне родной город, третий был таким крепким, что от одного глотка в течение трех часов из глаз катились слезы. Родители писали сыну, умоляя вернуться и взять дела в свои руки. Всякий раз он клялся, что так и поступит, но затем ветер менял направление, на море поднимался шторм, и Фредерик опять оказывался на борту корабля, уверенный, что за новым горизонтом его ждет следующий неизведанный мир.

Фамильная честь Зельверхаусов была опорочена, их империя лишилась наследника. Дом у озера погрузился в тишину. После той странной ночи и последовавших за ней сплетен Алтея Зельверхаус и ее супруг перестали устраивать званые обеды. Визитеры теперь бывали у них нечасто. Гости, приглашенные на редкие скромные торжества, разъезжались рано, стремясь поскорее покинуть столовую, в которой раньше предавались бурному веселью, а теперь чувствовали на себе невидимый взгляд кого-то или чего-то, желавшего им зла.

В один из таких вечеров, по завершении унылого застолья, Алтея Зельверхаус рассеянно бродила по комнатам своего огромного дома. Час был поздний. Пеньюара поверх хлопчатобумажной ночной сорочки она не надевала, и с распущенными волосами ее можно было принять за Клару. Алтея размышляла над последним письмом, которое получила от дочери, а также думала, стоит ли открывать посылку со странной надписью, присланную Фредериком из какой-то дальней страны. Когда пробило полночь, она, однако, обнаружила, что стоит перед застекленным шкафом в столовой.

После исчезновения часовщика ее муж порывался схватить топор и вдребезги разнести шкаф вместе со всем содержимым, но Алтея сказала, что это лишь придаст слухам правдоподобности, поэтому шкаф по-прежнему стоял в углу, покрываясь пылью.

На полках определенно чего-то не хватало, но чего именно, женщина сказать не могла. Она открыла стеклянные дверцы. Минуя сахарных мышек и миниатюрных фей, ее рука протянулась к небольшой уродливой кукле, которой Алтея раньше здесь не видела. Очертания подбородка, модный покрой сюртука – все это показалось ей смутно знакомым. Она провела пальцем по крохотному отвороту. При более близком взгляде сердитое лицо куклы даже приобретало своеобразный шарм.

Ты – мой защитник? – проворковала Алтея в сиянии лунного света.

Ты – мой принц?

Она открыла рот, чтобы посмеяться над собой, но из горла не вырвалось ни единого звука. Алтея крепче прижала куклу к груди.

Мелодично пробили часы. Сверху доносился храп ее мужа.

Ты – мой?

ТЫ НАМЕРЕН ЗАКЛЮЧИТЬ ВЫГОДНУЮ СДЕЛКУ и для этого отправляешься на север. Добираешься до самого края земли – все, дальше идти некуда. Ты стоишь на каменистом берегу, смотришь на воду и видишь, как волны разбиваются о черные изрезанные берега двух больших островов. Возможно, платишь кому-то из местных, чтобы тебе помогли найти лодку и показали безопасный выход в море. Заворачиваешься в тюленьи шкуры, спасаясь от холода и сырости, жуешь китовое сало, чтобы жестокое зимнее солнце не иссушило губы. Кое-как преодолеваешь невозможно длинный участок свинцово-серого моря, из последних сил карабкаешься по уступам враждебно нахмуренного утеса. В груди спирает дыхание, пальцы в перчатках закоченели.

Усталый, на дрожащих от напряжения ногах бредешь через весь остров и находишь узкую полоску серого песчаного пляжа. Направляешься к камням, что окружают маленький водоем, оставленный приливом. Желание обжигает твою грудь так сильно, что вот-вот прожжет дыру в сердце простого смертного. Ты пришел сюда так же, как многие другие до тебя – одинокие, несчастные, обуреваемые корыстью. Тысячи отчаянных желаний были высказаны на этих берегах, и в итоге все они сводятся к одному: Сделай меня другим человеком.

Но прежде чем ты заговоришь, прежде чем отдашь часть души за утоление алчности, столь ясно написанной на твоем лице, тебе стоит послушать одну историю.

Стоя на коленях, ты слышишь, как стонет лед. Ветер чиркает по коже, словно бритва – по ремню для правки. Неважно. Молчи и слушай. Считай это частью сделки.

* * *

Некогда вода в северных морях еще не была такой холодной и темной, на этих островах зеленели сосны, в лугах паслись дикие олени, а землю можно было возделывать до самого Эллинга и дальше.

В те времена сильдройрам не было нужды скрываться в волнах, прячась от моряков, которые могли заметить их гибкие руки и серебристые хвосты. На морском дне они возводили огромные дворцы, пением вызывали бурю и защищали свои воды. Каждый год несколько счастливчиков обретали вместо хвоста ноги и отправлялись наверх, к людям: ходили по земле, изучали человеческие повадки, вызнавали тайны. Для сильдройр это было почти игрой. Три месяца они давились человеческой едой и позволяли солнцу золотить кожу веснушками и загаром. Их новенькие ноги ступали по траве, прохладной каменной брусчатке и гладким, отполированным доскам. Их поцелуи были теплыми, совсем как у людей.

А теперь? Теперь они ничем не лучше селки с их влажными, зовущими глазами. Выныривают из воды и устраиваются на камнях, точно ждут, чтобы их избили. Теперь они живут по другим законам. Знают, что суша – опасное место. И все же тоскуют по ней, мечтают снова побыть людьми. Так всегда бывает, когда что-то оказывается под запретом. В результате этого начинают страстно хотеть, вот и все.

Старый город сильдройр представлял собой грубое нагромождение камней, столь плотно скрытых за колыхающейся темно-зеленой завесой морских водорослей, что ни один ныряльщик или моряк, оказавшийся под водой, не догадался бы, какие чудеса находятся совсем рядом. Русалочий город тянулся на многие мили, опускаясь и поднимаясь вместе с рельефом океанского дна, и тысячи его жителей свободно перемещались по коралловым пещерам и гротам, усеянным ракушками. Обиталище королей и королев имело один-единственный отличительный знак: шесть шпилей, что поднимались над неровным дном, точно цепкие пальцы. Костлявые эти пальцы состояли из многовековых наростов чешуи глубоководных созданий и в дневные часы светились голубым, будто пойманная в сеть луна, а в густом ночном мраке наполняли расселины и катакомбы фосфоресцирующим сиянием.