Адмирал Эндрю Каннингхем - Дмитрий Лихарев

В качестве командира эскорта за многие месяцы сопровождения конвоев по Средиземному морю Каннингхэм не потерял ни одного судна. Он добился строжайшего соблюдения правил патрулирования во врем стоянки судов сопровождающими эсминцами. Каннингхэм разработал и направил по инстанции несколько предложений по эскортированию конвоев, которые получили отражение в приказах по флоту.

К лету 1917 г. Каннингхэм уже начал тяготитьси своей службой на Средиземном море. Капитана I ранга Куда перевели в Адмиралтейство на должность начальника оперативного отдела. «Я единственный, кто остался здесь из прежнего состава флотилии», — жаловался он в одном из писем на родину. Каннингхэм получил весьма заманчивое предложение, обещавшее большие перспективы — принять пост командира флотилии всех эсминцев, базировавшихся на Мальте. Должность находилась в непосредственном подчинении командующего патрульными силами. При этом Каннингхэм имел бы возможность лично выводить свои корабли в море. В 1915 г. или даже в 1916 г. он подпрыгнул бы от радости при таком известии. Однако летом 1917 г. он это предложение отклонил. На Средиземном море пора активных боевых действий подошла к концу и все его помыслы были связаны с водами метрополии.

В октябре, когда Куд уже хорошо укрепился в Адмиралтействе, Каннингхэм написал ему письмо с просьбой перевести его на корабль в составе флотилии командора Тируита в Гарвиче, или контр-адмирала Роджера Кейса в Дувре. Он был убежден, что служба под началом этих прославленных командиров гарантирует участие в активных боевых действиях и вообще очень насыщенную жизнь. В ответном письме Куд пообещал сделать все, что от него зависит. Пока же он поставил «Скорпион» во главе списка кораблей, подлежавших возвращению в Англию.

В конце декабря 1917 г. «Скорпион» покинул Мальту, нагруженный почтой и пассажирами, направлявшимися на родину. Перед отбытием Каннингхэма уговорили взять на корабль маленького шотландского терьера, принадлежавшего некой молодой девушке с Мальты. Хозяйка собачки, которую Каннингхэм не знал даже по имени и никогда не видел, то ли уже отбыла в Англию, то ли еще только собиралась. Отважный моряк не подозревал, что этот эпизод повлечет за собой большие перемены в его личной жизни.

«Скорпион» сделал заход в Гибралтар, принял на борт еще несколько пассажиров и почту, и проследовал дальше, несмотря на угрожающий прогноз погоды. К вечеру, когда эсминец огибал мыс Сан-Висенти, ветер усилился, а к полуночи разыгрался настоящий ураган с такими громадными волнами, каких Каннингхэму, несмотря на изрядный опыт морской службы, в Атлантике еще видеть не приходилось. Около 4 часов утра он с трудом переполз по раскачивающейся палубе и спустился в кают-компанию, от вида которой ему «стало плохо». В ней набралось почти по колено забортной воды, которая продолжала туда заливаться через верхнюю палубу. Большинство пассажиров находилось в полумертвом состоянии. Бортовая и килевая качка достигали такого размаха, что винты «Скорпиона» то и дело полностью показывались из воды, а корма с такой силой ударялась о волны, что казалось, будто она вот-вот отвалится.

Холодный и хмурый рассвет не принес облегчения. Каннингхэм уже всерьез задумался над тем, чтобы укрыться в испанском порту Феррол, но за мысом Вилано ветер немного поутих и «Скорпион» продолжил свой путь. Когда Каннингхэм привел свой корабль в Плимут, «Скорпион» выглядел так, как будто побывал в морском сражении. Верхняя палуба находилась в состоянии полной разрухи. Все пять шлюпок были смыты за борт, как впрочем и все остальные легкие и плохо закрепленные предметы. Третья труба наклонилась под углом 15°. В угольных ямах осталось всего 9 тонн угля.

21 января 1918 г. «Скорпион» окончательно списали в резерв. Каннингхэм теперь уже навсегда распрощался со своим кораблем после 7 лет и 3 недель службы на нем. «…Я расстался с ним с глубочайшим сожалением», — писал он впоследствии, — «В общем-то я человек не сентиментальный. Корабли не вечны, но „Скорпион“ был стойким маленьким судном. Я досконально научил все его особенности, все закоулки и укромные уголки, мне был знаком каждый его болт, каждая заклепка. Думаю, даже сейчас я бы смог пройти по его верхней палубе с завязанными глазами. С ним у меня связаны многие воспоминания о войне и мире; моими сослуживцами на нем были замечательные офицеры и матросы».

Расставшись со «Скорпионом» Каннингхэм получил отпуск, который провел у матери в Эдинбурге. Имея такой послужной список, досрочное представление к очередному званию и такие высокие награды, Каннингхэм мог рассчитывать на получение практически любого назначения по своему желанию, соответствовавшего его званию. В конце Первой мировой войны военно-морская техника, стратегия и тактика претерпевали период глубоких изменений. Создавалась морская авиация, разрабатывалась тактика эскортирования конвоев и борьбы с подводными лодками. Во всех, новых сферах требовались энергичные люди с солидным боевым опытом. Но Каннингхэм твердо решил связать свою судьбу с эсминцами и почти не сомневался, что получит назначение именно на такой корабль.

8 февраля ему пришла телеграмма из Адмиралтейства с приказом прибыть в Инвернесс и ожидать там назначения. Каннингхэм прибыл в назначенное место на ночном поезде и остановился в привокзальной гостинице, Через некоторое время к нему в номер явился капитан-лейтенант морской пехоты и вручил приказ временно принять командование эсминцем. «Офелия», в связи с болезнью его командира. Выяснилось, что «Офелия» стоит в Порт-Эдгаре, в Ферт-оф-Форте, поэтому путешествие Каннингхэма на север оказалось пустой тратой времени. Но таковы были предосторожности военного времени. На следующее утро он возвратился в Эдинбург и на свой новый корабль попал 11 февраля.

Это назначение не слишком обрадовало Каннингхэма. «Офелия» представляла собой большой эсминец, построенный уже в годы войны и приписанный к 14-ой флотилии в составе Гранд Флита. В Гранд Флит Каннингхэму совсем не хотелось, утешало лишь то. что новое назначение временное. Внешний вид «Офелии» Каннингхэму сразу не понравился. По средиземноморским стандартам эсминец был просто грязен, а матросы — расхлябанными, неряшливыми. К концу войны корабли Гранд Флита находились в последней стадии изношенности, а их офицеры и матросы в состоянии жестокой хандры. В подавляющем большинстве они провели почти 4 года в Скапа-Флоу, при практически полном отсутствии развлечений. Им приходилось совершать длительные походы в Северном море, как правило, в условиях скверной погоды и редко встречаться с противником. Возможности для физических упражнений и отдыха во время стоянки практически отсутствовали — ни футбола, ни спортивных игр, ни кинотеатров. Инертность и скука в значительной степени стали результатом того, что матросов нечем было занять. К своему возмущению Каннингхэм заметил, что во время стоянки на некоторых эсминцах команду будили не ранее 9 часов утра.

На «Офелии» Каннингхэм совершил несколько походов в составе эскорта дивизии линейных кораблей, прикрывавших норвежские конвои. Погода, как обычно, стояла плохая, сильные ветры сменялись густыми туманами. Все это время Каннингхэм не терял надежды на перевод в те соединения, которые имели частый контакт с противником. Бывший начальник штаба Дарданелльской эскадры, ставший к тому времени уже вице-адмиралом и командующим Дуврским патрулем, Роджер Кейс твердо обещал отдать Каннингхэму первую же вакансию в составе его флотилии. Наконец, 28 марта он получил долгожданное известие о назначении на эсминец «Термагант» в составе Дуврского патруля. Отпустили Каннингхэма не без труда. Его настойчиво уговаривали остаться и командир 14-ой флотилии и сам командующий торпедными силами Гранд Флита. За те 6 недель, что Каннингхэм успел прослужить в составе Гранд Флита, он так «закрутил гайки» на вверенном ему корабле, что «Офелия» по своему внешнему виду стала разительно отличаться от других эсминцев 14-ой флотилии, а ее экипаж по скорости выполнения команд вплотную приблизился к «средиземноморским стандартам».