Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

Секунды летели, но ничего не менялось.

Ее похититель то ли не услышал звука, то ли не придал ему значения.

Оставалось только снова нажать на ручку двери, открыть ее и… бежать, не останавливаясь и не оглядываясь!

Алька даже боялась верить в свое счастье. Она и подумать не могла, что все будет так легко. Кроссовки, правда, остались в комнате, но это Альку ничуть не смущало – она была готова бежать отсюда не только босиком, но и без одежды, если бы ей представился такой шанс!

Ручка опустилась вниз. Алька легонько толкнула дверь…

Но дверь не открылась!

Снова нажав на ручку и снова толкнув дверь, она вдруг поняла, что не сможет ее открыть. Никогда и ни за что в жизни не сможет открыть эту чертову дверь, даже если простоит возле нее до конца своей жизни, бесконечно дергая ручку и наваливаясь на проклятый железный лист всей тяжестью своего тела!

Захотелось заплакать. Закрыть лицо ладонями и зареветь в голос, глотая соленые струйки, стекающие вниз между пальцами. Захотелось умереть, только чтобы не чувствовать разрывающего душу отчаяния.

Но слезы почему-то не лились из глаз. Ладони не поднимались к лицу, и желанная смерть почему-то не наступала, а дверь по-прежнему не открывалась, несмотря на то что Алька снова туда и обратно повернула щеколду и снова, раз пять или шесть подряд, дернула за ручку.

– Не получается? – раздался сочувственный голос из-за спины.

Вздрогнув, Алька обернулась и увидела ненавистное лицо.

Ее похититель, в домашних тренировочных штанах и свободной белой футболке навыпуск, стоял в двух шагах и вертел на пальце связку ключей.

– Они здесь лежали, – невозмутимо продолжил он свой монолог, глазами указывая на деревянную этажерку в углу стены. – На верхней полке. Что, роста не хватило дотянуться? Или мозгов?

– Пошел к черту! – проинформировала Алька, злобно сверкнув горящими от ярости глазами. – Подонок.

– Это мы уже слышали, – кивнул он в ответ почти радостно. Причина радости была Альке совершенно непонятна. – Только, позволь напомнить, это не я похищал чужих детей. Не я, а ты. Тогда как назвать тебя, если я – подонок?

Алька молчала, не совсем понимая, о чем идет речь. Правая рука ее до сих пор отчаянно сжимала ручку двери, словно в предсмертной судороге.

– Я тоже не похищала чужих детей, – выдохнула она хрипло и отвернулась, чтобы не видеть больше ненавистного довольного лица. – Юлька – дочь моей подруги, и тебе прекрасно известно…

– Что-о?! – послышался в ответ веселый и удивленный голос. – Ты хочешь сказать… хочешь сказать, что ты– подруга моей бывшей жены?

На слове «ты» было сделано смысловое и очень эмоциональное ударение.

Наверное, Алька сказала что-то очень глупое и очень смешное.

– В это так трудно поверить? – Она все-таки подняла глаза и снова увидела перед собой его довольное небритое лицо. Недоверие в глазах казалось искренним.

«Впрочем, – тут же оборвала себя Алька, – этот человек в принципе вряд ли способен испытывать какие-либо искренние чувства. Да и не человек он вовсе. Зверь в человеческом обличье!»

– В это не трудно поверить. В это поверить невозможно, – проинформировал он насмешливо, смерив ее взглядом с головы до ног. От этого взгляда у Альки по спине мурашки пробежали – как будто по телу скользнула мокрая и противная ящерица! – Если бы ты, девочка, когда-нибудь видела мою жену, ты бы не стала говорить таких глупостей. Даже учитывая удручающе малое количество мозгов в твоей голове, все равно бы не стала.

– Допустим, мы не подруги. Просто знакомые. Раньше, до тех пор пока она к вам не переехала, жили в одном подъезде в доме на Профсоюзной улице…

– Все, хватит! – рявкнул он, теряя терпение. Алька съежилась от страха, подумав: сейчас, вот сейчас он ее точно убьет… – Моя жена никогда не жила в доме на Профсоюзной! Никогда, ясно тебе? И не надо мне рассказывать сказки!

– А что… что вам от меня надо? – тихо спросила Алька, удивляясь своей способности разговаривать. Внутри все окаменело, страх притупил все эмоции и исчез, оставив после себя только холодное равнодушие.

– Мне от тебя надо, чтобы ты мне рассказала! – с прежней злостью в голосе, четко, почти по слогам, проговорил он. – Рассказала, кто организовал это похищение! Имена, адреса, номера телефонов, пароли и явки! Чтобы ты мне все рассказала, понятно? И тогда, может быть…

– Я не понимаю, – так же медленно – с чувством, с толком, с расстановкой – произнесла в ответ Алька. – Я не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.

– Ах не понимаешь! Не понимаешь, значит! Прекрасно… Замечательно, просто замечательно!

– Что – замечательно?

– Все! – снова рявкнул он и стукнул кулаком по стене. – Все, хватит! Марш обратно в комнату!

– Да не нервничайте вы так, – посоветовала Алька. – Нервничать вредно, от нервов все болезни. А вам еще ребенка воспитывать…

– Храбрая? Храбрая, значит, да?

Алька в ответ ничего не сказала.

Только вздохнула и медленно побрела в комнату. Сама добровольно направилась в свою одиночную камеру. А что еще оставалось делать? Не дожидаться же, в самом деле, когда этот псих снова скрутит ей руки и волоком потащит ее по паркету? Все, что угодно, только не это!

– Вы мне хотя бы позвонить разрешите? У меня брат дома волнуется, – спросила она без надежды.

– Разрешу, – он холодно кивнул в ответ, – обязательно разрешу позвонить брату, чтобы он не волновался. Только после того, как ты мне расскажешь, кто организовал похищение. И где мне его найти.

– А, – сдерживаясь изо всех сил, чтобы не наброситься на эту сволочь с кулаками, с деланным равнодушием произнесла Алька. Для пущей убедительности широко зевнув, проговорила: – Ну тогда до завтра. Спокойной ночи! – и скрылась за дверью.

Дверь через пару секунд распахнулась. Горящий яростью взгляд едва не прожег ей спину, но Алька так и не обернулась. Опустилась на ненавистную раскладушку и улеглась, демонстративно отвернувшись к стене.

И конечно, заплакала. Но уже после того, как дверь захлопнулась и звук уходящих шагов смолк в глубине квартиры. Заплакала тихо-тихо. Так тихо, что даже сама своего плача не услышала. Сдерживать рыдания было трудно, и все же она не собиралась давать своему похитителю ни малейшего шанса позлорадствовать.

Алька и сама не заметила, как заснула.

Полночи лежала на раскладушке, ворочалась, изучала то тени на потолке, то черное небо в оконном проеме. На неподвижном небе сияли белые звезды – как будто кто-то расплескал молоко на черный и влажный бархат. Уныло-желтый огрызок луны заглянул в окно, с ленивым любопытством поразглядывал комнату и скрылся за набежавшей полупрозрачной тучей, похожей на кружевную вуаль. Потом луна снова появилась, засияла ярче и увереннее, полезла в глаза, и Алька зажмурилась.