Новый год по новому стилю - Ольга Горышина

— Так что, Лиза, — перебил меня Вербов. — Бери-ка, дорогая, такси и езжай к Любиному дедушке. Поговори с ним откровенно о сокровенном. Без детских ушей, а потом возвращайся к нам с Любой.

Я раскрыла рот и не сразу сумела переспросить:

— В смысле? К вам с Любой…

— Ребенок болеет. Ребенок спит. Поверь, я могу сыграть роль безусого няня до твоего возвращения на пятерку с плюсом. Ваш разговор с дедом не для детских ушей.

— Я не хочу оставаться у тебя…

Вербов зажмурился. На секунду. Потом на другую — прикусил губу, а на третью уже сказал:

— Я привезу тебе ребенка по первому твоему звонку. Езжай и поговори. Я сейчас говорю абсолютно серьезно. Я тебя нахер уволю без выходного пособия, если узнаю, что ты взяла ипотеку. Поняла? Да ты и не возьмешь ее, потому что бухгалтерия не выдаст тебе справку о зарплате. Ясно?

— Ты мне угрожаешь, что ли? — с трудом выговорила я, не в силах ни стоять подле него, ни отступить. Под коленкой тряслась жилка. Он вытащил телефон и молчал. Минуту. Угрожающую минуту.

— Я взываю к твоему здравому смыслу всеми доступными мне способами, — он поднес к моему лицу свой айфон. — Машина будет через десять минут. Могу пока налить тебе для храбрости коньяка или водки.

Я по-прежнему молчала и не верила, что делаю это… Вышибаю стул, на котором сижу. На котором сижу вместе с Любашей.

— Ну, так коньяк или водка?

Во всем и всегда виноват французский коньяк. Я впервые не могла молчать в такси — нет, я не собиралась изливать душу таксисту и полагаться на общественное мнение. Мне надо было с кем-то поговорить, а говорить было не с кем… Говорить о сокровенном. Я не могла позвонить Лии — Вербов ее начальник, я не могу трясти его грязным бельем… А мое она уже все видела… И я набрала мамин номер.

Мы редко откровенничали за чаем. Ни в детстве, ни в мои нынешние краткие визиты домой. И почти никогда не говорили о самом главном. Не было нужды. Выговориться мне потребовалось только тогда, когда стало действительно плохо… И я начала названивать домой. По телефону, не видя маминых осуждающих глаз, было значительно проще говорить о том, о чем следовало бы промолчать.

Я рассказала маме все — все, начиная с вечера пятницы. Про мои терки с начальством из-за удаленки она уже знала. И что услышала в ответ — переезжай к нему. Мама, ты серьезно? Ты в своем уме?

— Мама, ты понимаешь, как это будет смотреться со стороны? Что я цепляюсь за его положение…

— Я тебе сейчас скажу, как смотрится со стороны твоя сегодняшняя жизнь! — вдруг повысила голос мама.

Да так сильно, что я невольно отдернула от уха телефон. И посмотрела в зеркало заднего вида — нет, водитель не смотрит на меня. Да и вообще мне впервые было плевать, что обо мне подумает незнакомый человек, пусть хоть все кости на кухне потом перемоет…

— Все мои подруги спрашивают: твоя дочь действительно дура или ты просто нам не все рассказываешь? И я говорю им — да, дура. Не знаю, как такую воспитала. И тебе говорила и снова говорю, что ты дура. И будешь еще большей, если упустишь свой второй шанс. Он даётся единицам! Лиза, мужика не оттолкнул чужой ребенок…

— Вот именно, мама! Баб вокруг без всякого хвоста пруд пруди. Зачем ему сдалась я со всеми моими проблемами? Сказок не бывает. Я не верю в такое рыцарство или…

Мама молчала, требуя, чтобы говорила я.

— Ну пусть так… — язык бежал впереди мыслей. — У него есть дочь, так что ребенок для него действительно не проблема. Или наоборот он искал женщину с ребёнком и подвернулась я. Да и Люба, по всей вероятности, похожа на его Илону. Но где гарантия, что Люба не надоест ему после первого скандала? А она будет скандалить — она взрослеет… Чужой ребенок — это чужой ребенок. Он, видимо, обсуждал меня с соседкой. Она высказалась против и он согласился с ней… И тут же снова позвал меня на свидание… Мама, я не понимаю, что происходит. Просто не понимаю…

— Лиза, ты никогда меня не слушала, но послушай сейчас. Ты не одна, у тебя есть мы. У тебя всегда есть возможность уйти. Но вот возможность куда-то прийти дается не каждой и уж точно не каждый день. Иди, пока тебя зовут на свидание…

— Мама, у нас с ним даже ничего не было, а он уже все решил…

— Но ведь будет… Ты молодая, красивая… Когда, если не сейчас? Потом поздно будет. И точно никто не посмотрит на тебя.

Ну как до неё достучаться? Ей главное, чтобы у меня был мужик да ещё лучше, чтобы при деньгах!

— Мам, он честно какой-то странный… Ну вот честно…

— Лиз, может ты наконец нормального мужика встретила? А не странного. Может, тебе наконец повезло? Может, нам всем повезло, что рыцари еще остались. При деньгах и благородные. Может, ты выстрадала наконец простое женское счастье? — вещала мама мимо моих ушей. — Лиза…

Это не были вопросы, в мамином голосе слышалось утверждение, а в моем едва сдерживаемые слезы.

— Мама, это какое-то сумасшествие, — едва выговорила я и переложила телефон в другую руку, чтобы пальцами правой промокнуть глаза.

— Иногда надо сходить с ума, чтобы не тронуться умом. А ты тронешься… С Кириллом и его папашей…

— Мама, не надо так про Александра Юрьевича… Пожалуйста, не надо.

— Даже не проси меня менять мое мнение, — как обычно, встала на дыбы мать. — Я никогда не прощу ему, что он не отпустил тебя домой…

— Тогда бы я не встретила Лию, не пошла бы работать и не познакомилась с Гришей… — теперь перебивала я, но совсем не твёрдо. — Мама, мне страшно! — наконец выкрикнула я то, зачем звонила.

Не последовало даже самой краткой паузы.

— Лиза, ты столько всего пережила. Неужели тебе все еще страшно? — в мамином голосе слышалось неприкрытое удивление. Или даже раздражение.

Она что, серьезно так думает? Я не сильная, я слабая… Слабая в отношениях. Меня, как женщину, растоптали…

— Мама, я не хочу разочаровываться. Во второй раз. Я не открою свое сердце в третий. Не открою… Просто не смогу.

Господи, я плакала и не утирала слез.

— Лиза, включи для начала голову, — мамин голос звучал абсолютно ровно. — Ты в тупике. Ты загнала себя в тупик и не прошибешь эту стену. Надо просто развернуться и пойти по другой дорожке. Ждут тебя там или нет — это уже вопрос десятый. Но я поклонюсь в ноги этому Грише, если он уведёт тебя от Каменцевых. Мне больше от него ничего и не надо…

— А мне надо, мама, надо! Я не хочу, чтобы меня снова бросили. Не хочу… И Любу. Зачем ей такая травма? Она уже к нему привязалась.

— Поэтому будешь прозябать одна, да? И ухаживать за чужим стариком. Потрясающе!

Боже, в мамином голосе слышались Гришины нотки. Оба отчитывали меня, считая полной дурой…