Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин

Русские корабли по-прежнему недвижимо стояли на рейде Триеста. Днем и ночью стучали топоры и визжали пилы. Не желая отправлять «Святую Елену» в Севастополь и еще более ослаблять эскадру, Сенявин решил её хоть как-то привести в порядок прямо на плаву. Да и торопиться с оставлением Триеста у командующего тоже особых причин не было. Мало ли что могло еще измениться в Европе в ближайшие дни! Спустя пару дней на «Елену» прибыл офицер от Цаха. Посланец был не менее надменен, чем его начальник. В ослепительно белом мундире, надушенный и напудренный, он свысока поглядывал на сидевшего за столом русского адмирала.

– Мой фельдмаршал передает, что французы требуют от него вашего немедленного удаления! Его высокопревосходительство ждет!

Сенявин печально глядел на австрийца. В глазах его читались сочувствие и усталость.

– Передайте его высокопревосходительству, что я понимаю всю трудность и щекотливость его положения, – сказал он. – Но и мое положение пока не оставляет мне ни малейшего повода колебаться в правильности выбора своих действий. Мы с фельдмаршалом не политики, а воины, а потому его нынешнее нетерпение не соответствует той дружбе, в которой вы нас повсеместно заверяете. Подождите еще немного, мы решим здесь все свои дела и уйдем на Корфу. Угроз же я ничьих не боюсь и за честь своего флага постоять всегда смогу! Честь имею!

Уже проходя по палубе, посланец Цаха внезапно запнулся о бухту троса и растянулся во всем своем великолепии. Вскочив, красный как рак, он начал озираться в ожидании улыбок. Но ничего этого не случилось. Стоявшие поодаль матросы даже деликатно отвернулись, чтобы не конфузить неловкого «союзника». Лишь один из них, пожилой рябой канонир, процедил сквозь зубы:

– Уж до чего никчемный народ, эти австрияки, даже по палубам бегать не могут!

– Что да, то да! – согласились остальные. – Зато гонору хоть отбавляй!

А на рейд Триеста уже входил, брасопя паруса, фрегат «Автроил». Кавторанг Бакман привез известия весьма и весьма тревожные: французы на подходе к Рагузе, а кроме того, деятельно готовятся к нападению и на Бок-ко-ди-Катторо.

– Надо спешить! – выслушав, решил Сенявин. – Сворачиваем все ремонтные работы и готовимся к уходу! Но не тут-то было! Мстительный Цах решил напоследок преподнести русским хорошую пилюлю. По его приказу солдаты внезапно захватили несколько стоящих у берега под погрузкой российских транспортов.

– Если вы не сниметесь с якоря в течение часа, я тотчас отдам все ваши суда французам! – передал он на «Елену». Это была уже самая настоящая подлость!

Современник писал об этом историческом эпизоде словами выспренными, но верными: «Напрасно австрийские политики вооружали батареи хитрой дипломатии и коварства: Сенявин отразил их благоразумием, правотой и твердостью; напрасно старались оправдать поступок свой – правами, дружбою: Сенявин был решителен!»

На самом деле, узнав о действиях австрийцев, вице-адмирал возмутился:

– Трусость и раболепство австрийцев перед Наполеоном не имеют границ! Но мерзость и гнусность в отношении своих же союзников вообще не поддаются пониманию! Передать Цаху, что я готов поглядеть, где упадут ядра от его пушек и где мне должно стоять!

К Цаху был послан парламентер. На российских кораблях разом открылись порты, и в них появились черные жерла корабельных пушек. Со спущенных на воду шлюпок деловито завезли шпринги, чтобы сподручнее было, подтягиваясь на якорях, бить береговые батареи. Канониры встали подле пушек. Фитили курились. Сенявин наскоро составил диспозицию, распределив корабли обстреливать находящиеся против них форты. Себе оставил главную и сильнейшую цитадель.

Посланный вице-адмиралом лейтенант был с австрийским фельдмаршалом предельно лаконичен:

– Переговоров более никаких не будет! Если же вы через час не вернете нам с извинениями и в целости все суда, мы отобьем их у вас огнем своих пушек, а заодно и все ваши суда в порту! Если вы, господин фельдмаршал, хотите померяться с нами силой, то мой адмирал готов вам предоставить такую возможность! Лейтенант вытащил из кармана часы-луковицу.

– Осталось уже пятьдесят девять минут! – сказал он со значением и удалился.

На австрийского фельдмаршала было страшно смотреть. Только теперь он понял, какую яму сам себе выкопал! Первые же залпы Сенявина означают полный крах и без того уже изрядно подмоченной карьеры. Вена прямого столкновения с Россией ему не простит. Тут уж было не до сантиментов. Время не ждало!

– Быстрее, ради всего святого, освободите все русские суда! – закричал Цах своим перепуганным адъютантам. – Известите Сенявина о моем нижайшем к нему почтении и сожалении о происшедшей несуразности! И ради бога, быстрее!

Спустя час над всеми ранее захваченными транспортами вновь взвились российские флаги, а городская цитадель разразилась подобострастной салютациеи в двадцать один залп, что на языке тогдашней дипломатии означало уважение наивысшего предела. Вместо ответа на «Елене» немедленно подняли отменительный сигнал боя и велели готовиться сняться с якоря. В комендантском дворце адъютанты приводили в чувство своего престарелого фельдмаршала, которому от всех треволнений вдруг стало дурно.

Утром 27 мая корабли Сенявина навсегда покинули Триест, покинули под музыку оркестров, как победители. Следом за боевыми кораблями выходили из гавани и освобожденные транспорты. Собранные в караван под охраной «Венуса», они были направлены в Катторо. Туда же был проложен курс и отряда Сенявина.

Корабли уже выходили в море, когда с берега на лодке местные рыбаки привезли еще одно неожиданное известие. Назначенный вместо нерешительного Молитора командующим генерал Лористон без боя только что занял Рагузу! Рассказали рыбаки и то, что уже день спустя французы попытались покуситься на Катторо, но были остановлены, а потом и обращены вспять черногорцами и бокезцами, подкрепленными некоторой частью российских войск.

В Катторо спешили на всех парусах. Весь переход Сенявин мрачнее тучи просидел в своем салоне, лишь изредка показываясь на шканцах.

– Ну как он там? – интересовались у заглядывавшего иногда к командующему денщика корабельные офицеры.

– А никак, – отвечал, пожимая плечами, тот. – Сидит не емши и все в оконце кормовое смотрит.

Весть о предательской сдаче Рагузы потрясла Сеня-вина до глубины души. Уже, наверное, в сотый раз вице-адмирал задавал себе один и тот же вопрос: в чем передоверился он рагузским нобилям и в чем его обманул Лористон? Ведь местные сенаторы имели полную возможность предупредить его о приближении французских войск, и тогда все было бы иначе!

Подробности падения Рагузы стали известны Сеняви-ну несколько позднее. Как оказалось, к моменту переговоров с сенатом тот давным-давно уже был с потрохами куплен Лористоном. А потому, когда передовой батальон французов подошел к городу, там его уже ждали, широко раскрыв ворота. Впрочем, для начала Лористон разыграл настоящий спектакль. Требования французского генерала к сенату Рагузы были более чем скромными. Он просил разрешения переночевать и пятьсот бутылок вина для своих солдат. Едва вступив в город, Лористон сразу же заявил, что покидать Рагузу вовсе не намерен и напрочь отверг все требования нобилей о сохранении старых свобод и привилегий, что так клятвенно обещал ранее.