Темные силы - Елена Топильская

— О, они уже чай трескают! — радостно возвестил он. — Это я удачно зашел!

Он быстренько подсел к столу и потянулся было к своей чашке, но я шлепнула его по пальцам.

— Руки… мыли?!

— Сегодня утром мыл, — совсем как мой ребенок, ответил Горчаков. — Да что ты пристаешь, в самом деле! А пожрать ничего нету? А то я весь день кишки чаем полоскал, надоело…

— А ты купил? — сварливо поинтересовалась я. Горчаков потряс кудлатой башкой.

Тем не менее, как только чайник закипел, он налил себе чашку до краев, и не дожидаясь, пока заварной пакетик окрасит воду, стал отхлебывать кипяток. И куда в него лезет?

Выхлебав чашку как раз к тому моменту, как чай только начал завариваться, Горчаков вытащил красную полиэтиленовую папочку, битком набитую, и торжественно начал выкладывать из нее документы. Первыми на стол явились газеты и журналы — целые и невредимые номера с фотографиями и интервью женщин, впоследствии пропавших. Отдельно Горчаков отложил газету с моим интервью. Я ее схватила и стала жадно рассматривать свою фотографию. Ведь видела ее триста раз, все триста раз страдая неимоверно, отгоняя жуткие мысли о том, что окружающие воспринимают меня именно так. Горчаков тут же ее отобрал. (Муж тоже всегда отбирал газету, заметив, что я положила ее рядом с зеркалом и сравниваю фотографию с отражением. А застукав меня в последний раз, порвал газету и спустил в унитаз. Еще он, так, между прочим, сообщил мне, что есть такое психическое заболевание — дисморфофобия, навязчивая идея собственной уродливости. А кто мне навязывает эту идею? — вопросила я, щелкнув по газете в его руке. Вот после этого он и спустил газету в отхожее место.,.)

— Мазохистка, — проворчал он. — Ты бы видела себя со стороны…

— Леша, если я когда-нибудь стану похожей на свои фотографии, убей меня, пожалуйста, —попросила я.

— С удовольствием, — Ответил Горчаков. — Не мешай. Мы со Старосельцевым сегодня ездили по редакциям. Я всех журналистов нашел, Антон их всех знает. Похоже, они не при делах. Свои слова он сопровождал выкладыванием на стол листков бумаги с рукописным текстом. Неужели он объяснения взял у журналистов? Допрашивать-то он не мог, поскольку уголовные дела не возбуждены.

— Ты уверен, что не при делах? — Синцов поднял бровь. — А кто их послал эти интервью брать?

— По-разному. Две статьи проплаченные, заказные. На протокол они никогда этого не скажут, но нам шепнули.

— Модель и турфирма? — прозорливо спросила я.

— Да, Доля и Инна Светлова. За модель платил муж, две тысячи баксов за статейку с фотографией.

— А зачем? — удивилась я. — Там же написано, что она домохозяйка. Зачем ей пиар?

— А, там сложная конструкция. Муж собирается баллотироваться в Законодательное собрание, и по совету своего избирательного штаба заказал статью про свою жену.

— Да зачем? — повторил мой вопрос Синцов.

— Господи, тупые вы какие! У избирателей должно создаться впечатление, что банкир —солидный, семейный человек, способный не только обеспечить свою супругу, но и вызвать любовь у такого неземного существа, как красавица Ольга. Что он домашний, хороший муж и замечательный будущий отец. Значит, и избирательницы ему будут симпатизировать.

— А избиратели — ревновать, — усмехнулся Андрей.

Лешка махнул рукой:

— А избирательниц больше. Правда, у него еще двое детей: от предыдущего брака и внебрачный сынок, но до этого пока пресса не докопалась. Хотя, возможно, он еще пару тысчонок приплатил, чтобы не копали.

— А Инна Светлова?

— Статья тоже заказная, рекламная, но без объявления о том, что это публикация на правах рекламы.

— А почему именно Инна эта засветилась, если это реклама турфирмы? — допытывался Синцов. — Фирма-то не ее?

Горчаков терпеливо отвечал:

— Потому что это она договаривалась о публикации со своим знакомым. Он с фирмы взял со скидкой, с условием, что героиней материала будет Светлова. Как бы интервью с интересной женщиной, а заодно и фирму засветят. И всем хорошо.

— Это точно?

— Говорю тебе, без протокола они все трещат так, что не заткнешь фонтан. Я начинаю понимать преимущества частного сыска. Это здесь в кабинете у них слова не вытянешь.

— А кто знакомый ее? Журналист?

— Журналист, но не тот, который интервью брал. Ее знакомый на радио работает. Он ее вывел на газету. И вот что мы еще накопали!

Горчаков торжественно предъявил нам компакт-диск с корявой надписью фломастером: «Светлова».

— Что это? — Синцов повертел его в руках.

— Это? Запись интервью с Инной Светловой на радио «Женский мир». Передача «Служба и дружба». Они приглашают в студию женщин, работающих в одной конторе, и беседуют с ними на тему, что у них там хорошего и что плохого в женском коллективе.

— Интересно. А ты это слушал? — Синцов потряс диском.

— Пока нет. Но пусть будет. Мало ли, пригодится. Потом вместе послушаем. Значит, что дальше: с Удалецкой интервью было сделано по просьбам трудящихся к Восьмому марта, там и про духи, и про имидж, и про то, как одеваться надо, и как себя вести. Этот материал стоял в редакционном плане.

— Хочешь сказать, что за него не платили?

— Может, и платили, но не журналистке, которую послали с Удалецкой разговаривать, Она сходила в магазин совершенно бесплатно. Между прочим, симпатичная такая девушка.

— Удалецкая?

— Журналистка, — сказал Горчаков, жмурясь и облизываясь, как кот на сметану.

Я подозрительно на него посмотрела. Похоже, мой друг на пороге нового феерического романа. Только сейчас я обратила внимание, что Горчаков в новом пиджаке и обалденном галстуке, который он раньше на работу не носил.

— А ты знал, что ли, что будешь встречаться с этой журналисткой?

— Машка, ты на это намекаешь? — Горчаков взялся за кончик галстука. — Я вообще-то всегда хожу прилично одетый.

— Но этот галстук ты на работу не носил.

— Скажите, пожалуйста! Ты что, меня ревнуешь, что ли?

— Нет, просто хочу знать правду. Горчаков довольно хмыкнул.

— Правда заключается в том, что я — человек из солидного учреждения. И сегодня, идя разговаривать с журналистами, я хотел, чтобы они это поняли. Галстук, между прочим, от Версаче.

— Значит, впечатление ты произвел?

— Произвел, — подтвердил Горчаков. — Я что, по-твоему, уже и понравиться не могу? Я еще ого-го…

— Простите, что вмешиваюсь в вашу семейную сцену, — ехидно прервал нашу перебранку Синцов, — но нельзя ли вернуться к Удалецкой?

— Охотно, — повернулся к нему Горчаков. — Журналистка симпатичная…