Угол атаки - Мария Воронова

Придется сделать кое-что нехорошее, но путь не бывает без препятствий, просто надо уметь их преодолевать.

Позвонив с вахты по местному телефону в ординаторскую, как велел доктор, Ирина настроилась на долгое ожидание в вестибюле, но он вышел почти сразу, будто только ее и ждал. Это показалось хорошим знаком.

Доктор вел ее по извилистому темному коридору, потом по крутой лестнице с узорчатыми чугунными перилами, и весело говорил, что медицинская общественность страшно зауважала Ирину Андреевну еще с тех пор, как она оправдала акушера-гинеколога Тиходольскую[1], ну а теперь, после доктора Ордынцева[2], вообще готова на руках носить.

– Таких судей, кроме вас, нет! – патетически воскликнул он.

– Вы мне льстите…

– Нет-нет, я такого не помню, чтобы врача оправдали.

– Вы еще очень молоды.

– Старые тоже не помнят. Ну, пришли.

После осмотра врач подтвердил беременность. Сказал, что надо будет сдать анализ, но это чистая формальность.

Ирина покачала головой, думая, как поделикатнее начать о прерывании, но тут в кабинет заглянула какая-то голова в медицинской шапочке, и доктор, извинившись, вышел, оставив ее одну.

Раскрыв кошелек, Ирина достала заветную пятидесятирублевку, чтобы сразу ее незаметно положить. С опозданием сообразила, что в таких делах необходим конверт. Не позаботилась вовремя, а сейчас где его возьмешь?

Какая-то она совсем стала безалаберная, благодушная… Действительно, вдруг сообразила Ирина, никогда в жизни у нее не было такого безмятежного настроения! Будто подменили ее, в самом деле! Принимает вещи такими, как есть, не тревожится понапрасну… Она довольна миром и собой, даже страшная катастрофа на атомной станции не смогла вывести ее из равновесия. Раньше бы она тряслась как осиновый лист, представляя себе радиоактивные дожди и каждую секунду ожидая взрыва на Ленинградской атомной станции, а сейчас что? Она скорбит о жертвах этой страшной трагедии, сочувствует пострадавшим, понимает, что теперь придется соблюдать новые меры безопасности, но страха нет. Да, жизнь такая штука, что случиться в ней может самое страшное, но глупо бояться того, что еще не произошло.

Вот такая она теперь. Уж не из-за беременности ли? Ведь других признаков нет, ее не тошнит, голова не болит, наоборот, она чувствует себя бодрой и здоровой, как в двадцать лет.

Этот ребенок подарил ей радость жизни, а она собирается его убить…

Ирина вздрогнула.

Вернулся доктор, сел за стол и доброжелательно посмотрел на нее:

– Ирина Андреевна, обещаю вам отдельную палату и лучшего анестезиолога.

– Подождите, я еще не решила.

– Что ж, думайте, – он улыбнулся, – надо показаться терапевту, но на данный момент прямых противопоказаний я не вижу.

– А что, у меня была эклампсия?

– Плохо, конечно, но если мы будем внимательно следить за вашим состоянием… Под «мы», Ирина Андреевна, я имею в виду все мы, то есть в том числе и вы. Своевременно встаньте на учет в женской консультации, регулярно сдавайте анализы, следите за питанием, ну там поменьше соли, баланс жидкости, то-се, много гуляйте, при первых тревожных симптомах ложитесь на сохранение, и, думаю, беременность пройдет благополучно. Ближе к родам подумаем о целесообразности планового кесарева сечения, ну это уже частный вопрос…

– То есть категорически не возражаете?

Врач фыркнул:

– Даже когда мы категорически возражаем, кто нас слушает? Ваше право решать судьбу этого плода, а наша задача в любом случае сохранить вам здоровье.

Ирина захлопнула сумочку.

– А можно я еще подумаю?

– Господи, ну конечно, время еще позволяет. Подумайте, посоветуйтесь с супругом, а когда примете окончательное решение, позвоните мне.

Ирина поднялась.

– С супругом я пока не могу посоветоваться, – улыбнулась она, – он как раз уехал на военные сборы, так что придется самой решать. Ну, доктор, спасибо, до свидания.

Она взялась за ручку двери, но врач вдруг воскликнул: «Стойте, стойте!» – и выскочил из-за стола.

Ирина удивленно обернулась.

– Когда вашего мужа забрали? – резко спросил доктор.

– На майские.

– И где он?

Она пожала плечами.

Врач зачем-то выглянул в коридор, притворил поплотнее дверь и усадил ее рядом с собой на кушетку, обтянутую желтой медицинской клеенкой.

– Ирина Андреевна, он там, – тихо сказал доктор, – и сейчас у нас с вами пойдет совсем другой разговор.

– Да где? – Она уже поняла, но не хотела верить.

– Он в Чернобыле.

– Вы ошибаетесь, – голос прозвучал хрипло, – откуда вы можете знать?

– Дай бог, Ирина Андреевна, дай бог! И дай бог, все обойдется, он вернется к вам здоровым и живым.

– Я уверена, что так и будет.

– Конечно! Только сейчас ответственная ситуация, и нам с вами ненадолго придется стать реалистами и принять, что мы не знаем, как будет. Я всей душой надеюсь, что он останется жив и здоров, но мой долг врача предупредить вас о возможных последствиях.

– Но он мне звонил несколько дней назад… – Ирина чувствовала, как сердце противно и мелко колотится где-то в горле.

Погладив ее по плечу, врач встал, открыл стеклянный шкафчик, дверца которого противно задребезжала, и подал ей мензурку с противной на вид зеленоватой жидкостью.

– Пейте.

– Что это?

– Микстура Кватера, пейте, не бойтесь.

Ирина выпила.

– Положение очень серьезное, – продолжал врач, – я понимаю, что вы любите вашего мужа, и этого ребенка тоже любите, это естественно. Но готовы ли вы одна поднимать троих детей? Подумайте об этом.

Она крутила мензурку в пальцах, разглядывая градуировку на толстом стекле.

– И это еще не самое страшное. – Врач снова опустился рядом с ней на кушетку и заговорил очень тихо: – Есть большая вероятность, что он вернется глубоким инвалидом, а вы не сможете его даже обнять без того, чтобы не причинить вред вашему будущему ребенку. Беременной вам нельзя будет за ним ухаживать, понимаете? Иначе вы подвергнете плод радиационному излучению и многократно увеличите риск образования пороков развития и других болезней ребенка. А потом, даже если беременность пройдет благополучно и вы родите здорового малыша, как вы будете разрываться между детьми, больным мужем и работой? Поймите правильно, Ирина Андреевна, я бы слова не сказал, жди вы первого ребенка, но у вас уже есть двое маленьких детей, о которых вы обязаны заботиться.