Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

Болезнь Аристовула прогрессировала. Паранойя его развилась до такой степени, что уже перестала мучить его бесконечным страхом за свою жизнь. Временами Аристовул испытывал даже раскаяние за убийство матери и брата. Раскаяние это, однако, не свидетельствовало о его выздоровлении: скорее наоборот, болезнь Аристовула достигла того высшего предела, когда он желал себе смерти, чтобы избавиться наконец от терзающего его страха. Случай вскоре представился. Мальчик-прислужник, забежав по какой-то надобности в подземный переход, поскользнулся на месте, где был убит Антигон, ушибся и горько заплакал. Аристовул поинтересовался, почему ребенок плачет. Ему доложили, что мальчик поскользнулся на крови Антигона и ударился головой об каменную стену подземного перехода. С Аристовулом случилась истерика. Он стал бить себя по лицу, раздирал на себе одежду и кричал: «Доколе, бесстыжее тело, будешь удерживать ты в себе душу, запятнанную кровью брата и матери? Почему ты не выпускаешь ее, а рвешь ее на части, доставляя мне неисчислимые страдания?» Это были последние слова Аристовула, процарствовавшего всего один год.

8

Вдова Аристовула, оставшаяся бездетной, вызволила из темницы самого младшего из братьев ее покойного мужа Александра Янная, с которым тот не успел расправиться (не видя, впрочем, с его стороны никакой угрозы для себя), и объявила его первосвященником и царем при условии, что тот женится на ней [73]. Но и с этим царем Иудее повезло не больше, чем с параноиком Арстовулом: насидевшись в темнице и неожиданно для себя оказавшись на вершине власти, он, следуя предписаниям закона, женился на вдове брата и тут же пустился во все тяжкие, будто задался целью разом наверстать все упущенные им за время отсидки радости жизни. Не счесть было наложниц, которых он себе завел, как не счесть было и количества вина, выпитого им в обществе этих наложниц и друзей, которых у него, как у любого другого правителя, тут же появилось великое множество. В то время, как жена его, тоже Александра, вынашивала и рожала ему сыновей – вначале Гиркана, названного так в честь деда, а следом за ним Аристовула, названного в память о ее первом муже-психопате, – Александр Яннай без устали предавался оргиям и пьянству, шокируя своим бесстыдством богобоязненных иудеев. Впрочем, время от времени Александр Яннай устраивал себе «разгрузочные дни»: наняв восемь тысяч отъявленных головорезов-чужеземцев, которых он называл на греческий манер гекатонмахами [74], он совершал налеты то на Птолемаиду [75], а то на Газу, не стесняясь грабежей и убийств своих соплеменников и единоверцев. Царица Египта Клеопатра, видя, как буквально на глазах разваливается некогда процветавшее государство, решила, что самое благоразумное, пока Иудея окончательно не стала жертвой бесконечных оргий и пьянства ее нового царя, прибрать ее к своим рукам, а всех недовольных иудеев, которые издревле ненавидели всех чужаков, попросту вырезать. Вероятно, она так бы и поступила, если бы не командующий ее армией еврей Анания, воспротивившийся ее планам. «Знай, – заявил он царице, – если ты обидишь Александра Янная и мой народ, то найдешь в моем лице своего первого и самого злейшего врага». Решимость полководца остудила пыл египетской царицы, а Александр Яннай, щедро одарив Клеопатру и даже заключив с нею дружественный союз, тут же направился со своими гекатонмахами в Келесирию, ограбил ее, а из Келесирии переправился через Иордан, чтобы и там поживиться чем Бог пошлет. Впрочем, здесь его восьмитысячное войско чуть было не погибло под встречными ударами двухтысячной конницы Ареты, породнившегося с отцом Ирода.

Немудрено, что такой царь не мог пользоваться ни малейшим уважением со стороны своего народа. Случилось так, что когда он вступил в Храм, чтобы вознести молитву Предвечному, дабы Тот не дал ему погибнуть в стычке с Аретой, народ забросал его гнилыми лимонами. Обескураженный таким приемом народа, который, как ему внушали его друзья-собутыльники, души в нем не чает, Александр спросил: «Что я должен сделать, чтобы умилостивить народ мой?» Ответом ему было: «Умереть, ибо и смерть твоя после всех твоих злодейств не может примирить нас с тобой!» Это было что-то новое в отношениях между иудеями и их царем за всю историю Иудеи. Что ему оставалось делать в сложившейся ситуации? Объявить своему народу войну. И Александр Яннай в короткое время истребил свыше пятидесяти тысяч иудеев. Однако и эта кардинальная мера не прибавила ему любви со стороны народа. В разных местах Иудеи стали вспыхивать восстания с целью свержения царя. Александр Яннай, не считаясь ни с какими расходами, расширил свое войско за счет новых наемников и вступил в беспощадную войну с иудеями. Бóльшая часть восставших была уничтожена, значительная часть взята в плен, которая также была вырезана, в живых он оставил лишь восемьсот самых храбрых иудеев, которых привел связанными по рукам и ногам в Иерусалим вместе с их женами и детьми. Здесь он приказал вытесать и вкопать в землю у Храмовой площади восемьсот крестов, накрыл под открытым небом пиршественные столы и, пьянствуя и развлекаясь со своими наложницами и друзьями, весело смотрел, как на виду у всего города прибивают к крестам восемьсот самых храбрых повстанцев.

Однако и такая жестокая мера показалась Александру Яннаю недостаточной, чтобы народ, наконец, проникся к нему любовью. И тогда он придумал нечто до той поры невиданное и ни с чем не сравнимое по своей жестокости: велел наложницам раздеться догола, вступить в половую связь со своими друзьями прямо на накрытых столах, а чтобы корчащиеся на крестах повстанцы не скучали, пока в их жилах еще теплилась жизнь, приказал палачам рубить на куски тут же, на площади, их жен и детей. Эта «выдумка» Александра Янная закончилась тем, что из Иудеи начался массовый исход евреев, сравнимый разве что с их исходом из Египта. При этом основная масса иудеев кинулась искать спасения за морем, в Риме, за короткое время увеличив его и без того огромное население на несколько сот тысяч.

После кровавой резни, устроенной в самом центре Иерусалима, Александр Яннай впал в тяжкую болезнь, вызванную, впрочем, не раскаянием в своих злодеяниях, а беспропудным пьянством и половой распущенностью. Его жена Александра не находила себе места от угнетавшей ее мысли, что станется с нею и ее сыновьями после смерти мужа. «На кого оставляешь ты теперь меня и детей своих, столь нуждающихся в поддержке отца? – стенала она у кровати всеми покинутого и преданного друзьями и наложницами мужа. – И что станется со всеми нами, когда народ, столь ненавидящий тебя, узнает о твоей смерти?» На какое-то время к Александру Яннаю вернулась способность к здравому рассуждению, и он сказал: «Крепко держись с моими сыновьями престола и до поры до времени скрывай от солдат, моей и вашей единственной опоры, мою смерть. Это первое. Второе, что ты должна хорошенько запомнить: привлеки на свою сторону фарисеев и предоставь им какие-нибудь привилегии, не слишком, впрочем, явные, чтобы они не сочли, будто ты их подкупаешь. Получив из твоих рук мелкие милости, они вознесут тебя до небес, а это будет означать, что до небес вознесет тебя и моих сыновей народ». Закончил же он свою прощальную с женой речь словами, которые Ирод точь-в-точь занес в дневник: «Итак, призови к себе самых влиятельных из фарисеев, покажи им мой труп и предоставь им поступить с моим телом как угодно: захотят лишить меня погребения за все нанесенные мною им и народу моему преступления – пусть лишают, захотят в гневе бросить мой труп на съедение шакалам – пусть бросают. Ни в чем не перечь им, иначе ты только сделаешь себе и моим сыновьям хуже. Пообещай фарисеям, что ты, став царицей на то время, пока дети мои еще не подросли, не будешь ничего предпринимать в делах правления помимо их совета. Если тебе удастся сделать все это, то они и меня удостоят более почетных похорон, чтобы народ не упрекнул их в лицемерии: как же, мол, так, что вы, фарисеи, поддерживаете царицу, а мужа и отца ее детей выбрасываете на помойку? В делах же управления государством, жена, будь хитра и осторожна: слушайся, как я научил тебя, во всем советов фарисеев, а поступай так, как считаешь для себя правильным. Если ошибешься, свалишь вину на фарисеев, обвинив их в том, что они дали тебе неверный совет; если от дел твоих будет польза государству, лишний раз похвали фарисеев, – людям нравится, когда их хвалят, от этого они распускают хвосты, как павлины, и думают о себе лучше, чем они есть на самом деле».