Алая дама закончила партию - Мэри Кенли

не оставили времени на переодевания.

Шрам… Шрам виден и сей факт особенно сильно задевает чувства Инарии.

Иногда она хочет стереть его силой. Содрать начисто кожу, чтобы забыть о том безнадёжном сне.

Да, забвение… Путь слабых.

Она выходит на улицу и, чуть помедлив, направляется к склепу. Тусклое, но ухоженное место… Адам хорошо присматривал за покоем её родителей.

Но сегодня спокойствие нарушено.

Одобрили бы родные Диоклетиана Криоса в качестве возлюбленного дочери?

«Нет» - грустно улыбнулась девушка, - «им, должно быть, невыносимо горько взирать на меня с небес».

Она закуталась в шаль поплотнее, прежде чем зайти в склеп, тускло освещенный керосиновой лампой.

Диоклетиан действительно находился там. Он склонил голову перед каменными надгробиями, будто молился. Однако, Инария знала, что Криос никогда не был особо религиозным, или же сентиментальным…

— Зачем ты здесь? – её голос прозвучал особенно холодно, будто обвиняя.

— Мне захотелось отдать дань уважения твоим предкам, - спокойно ответил эрцгерцог.

Он не поворачивался в её сторону.

— Ночью, нарушив границы чужой территории? – саркастично усмехнулась Монтроуз. – Ты нетерпелив, Диоклетиан.

— Диос, - неожиданно, резко поправил её мужчина.

— Что…?

— Помнится, ты хотела называть меня именно так. Я прочёл в письме.

Эти слова на миг поразили Инарию, но она быстро пришла в себя:

— Всё в прошлом. Я бы не посмела быть столь неуважительной к эрцгерцогу.

Выстроить стену меж ними, это правильно. Правильно…?

— Вот как? – на сей раз он обернулся и слегка усмехнулся. – Тогда, тот поцелуй на охоте… Проявление уважения?

Провокация звучала в его голосе и читалась в синем взгляде. Но Ину не смутить так просто.

— Минутное помутнение рассудка, - фыркнула она, а потом добавила. – Уходи. Уйди… Прямо сейчас. Не стоит всё усложнять.

Их история и без того была слишком запутанной.

— А если я не хочу уходить? – серьёзно спросил Диоклетиан. – Что, если я попрошу тебя вернуться?

Её пальцы впиваются в тонкую шаль, а взгляд становится острым.

— Невозможно, - шепчет Инария одними губами.

Потому что всё предрешено. Ничего не изменится. И её судьба… Она не готова принести себя в жертву его счастью.

Тогда почему так сложно смотреть в глаза Диоса?

Но он будто ожидал подобного ответа и вновь перевёл взгляд на каменные плиты.

— Я мало говорил с тобой о прошлом… Точнее, вообще не говорил, верно? О том, почему родовой замок Криос пришёл в запустение. Но, думаю, Люций поделился с тобою… Частью истории.

Инария промолчала. В первые годы она игнорировала жуткие слухи и честно занималась восстановлением замка. Но, со временем, любопытство захватило её и тогда девушка попыталась разговорить дворецкого.

Люций не любил рассказывать о прошлом. Те крохи, которые вызнала Инария… Вполне умещались в давнейшие слова Марты:

«— При рождении Диоклетиан Криос унёс жизнь своей матери. А когда ему исполнилось семь лет… Его отец привёл с Охотничьего праздника женщину. Эта любовница… По слухам, разрушила род Криос. Старший брат лорда Криоса влюбился в ту женщину. Начались распри и склоки… Что произошло потом – никто не знает, но всё помнят ужасающий пожар, в котором выжил только Диоклетиан Криос»

— Мало кто об этом знает, но сегодня – годовщина того пожара, - усмехнулся мужчина, - и это… Делает меня до жути разговорчивым.

Глава 16

Всё это было… До жути неправильным.

Раньше она мечтала о том, чтобы Диоклетиан был рядом. Чтобы разговаривал с ней, постепенно открывая самое сокровенное.

И теперь, когда Инария сдалась, эрцгерцог делает решительные шаги навстречу.

То, что способно убить её уверенность в верном выборе.

В склепе было прохладно и шрам немного ныл, напоминая о себе. Монтроуз необходимо развернуться и уйти, но она стоит и смотрит на него… Выжидающе.

Словно готова дослушать до конца. В этом и кроется беда графини. Она любит его, до сих пор любит столь сильно, что просто неспособна оттолкнуть.

Возможно, причина кроется и в сверкающей синеве его глаз, где таятся болезненные воспоминания, похожие на монстров под толщей вод.

— В конце концов… Думаю, мне стоит знать: отчего я не получила от тебя и капли тепла за эти годы? – тихо спросила Инария, прерывая тягостное молчание.

Раньше ей бы не хватило смелости потревожить душевные раны Диоклетиана. Но сейчас… Ина всё ещё на распутье.

Попросить у него искренности – меньшее, что она может.

— Мне бы хотелось оправдаться перед тобой болезненным прошлым, - усмехнулся Криос, - но оно, на самом деле, ничего не оправдывает. Хотя и оставило… Некоторые травмы, которые не смогло стереть время.

Диос всегда был патологически устремлен в будущее, словно опасался оборачиваться, преследуемый чем-то. Инария знала об этом и старалась не тревожить возлюбленного понапрасну.

Но прошлое, знаете ли, имеет свойство не прощаться. И не отставать.

— У той женщины, которую отец привёл с Императорской Охоты… Были рыжие волосы. Но совсем не такие, как у тебя, - Диоклетиан улыбается чуть мягче, - отец подстрелил её, как подстреливают грациозную лань. Всё сокрушался из-за несчастного случая… Впрочем, возможно, она сама рванулась под стрелу.

Обманчивое спокойствие эрцгерцога казалось неправильным. Графиня ожидала от него взрыва, а получила (пока что) штиль. Но…?

— В ту пору Криосы были очень гордыми, - задумчиво добавляет мужчина, - и это их погубило. Я… Не ненавидел любовницу отца. Честно, не ненавидел. Она была красивой. И мастерски умела пользоваться собственным шармом. Глупый отец… Думал, что задел стрелой лань. Однако, на самом деле – поймал искусную паучиху.

Тьма застилала ясные синие глаза Диоса. Отблеск от керосиновой лампы освещал часть его лица, добавляя таинственности.

— Мой старший брат и дядя по очереди пали от её чар. Постепенно, очень неторопливо… Она захватила их сердца. Родные мне люди вдруг обратились в ревнивых зверей. Ярились, жаждали крови… Хуже волков.

Диоклетиан тяжело вздохнул.

— На самом деле, эта история не так уж и интересна. Прежде всего, она о непомерной глупости мужчин рода Криос. Закончилось всё тем, что они отправились на охоту, да и сгинули там, сцепившись в ненормальной схватке. Остались лишь я, да та женщина. Она… Не была законной женой. Но носила под сердцем ребёнка моего отца.

Мужчина посмотрел в глаза Инарии, тая усмешку:

— Пожар, вспыхнувший в замке… Был учинен последователями почившего эрцгерцога. Они назвали её ведьмой и решили предать огню. Я спасся… Но, даже ребёнком, не забыл её отчаянных криков. Так