Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек

И в комнате раздался храп фельдкурата.

К этому же периоду относится и визит Швейка на свою квартирук своей старой служанке пани Мюллеровой. Швейк застал дома двоюродную сеструпани Мюллеровой, которая с плачем сообщила ему, что пани Мюллерова былаарестована в тот же вечер, когда отвезла Швейка на призыв. Старушку судилвоенный суд, и в виду того, что ничего не было доказано, её отвезли вконцентрационный лагерь в Штейнгоф. От неё уже получено письмо. Швейк взял этусемейную реликвию и прочёл:

«Милая Аннушка! Нам здесь очень хорошо, и все мы здоровы. Усоседки по койке сыпной есть и чёрная. В остальном всё в порядке. Еды у насдостаточно, и мы собираем на суп картофельную. Слышала я, что пан Швейк уже такты как-нибудь разузнай, где он лежит, чтобы после войны мы могли украсить егомогилу. Забыла тебе сказать, что на чердаке в тёмном углу в ящике осталсященочек фокстерьер. Вот уже сколько недель, как он ничего не ел, — с тойпоры как пришли меня. Я думаю, что уже поздно и пёсик уже отдал душу».

Весь лист пересекал розовый штемпель:

Zensuriert К… и k. Konzentrationslager Steinhof.[39]

— И в самом деле, пёсик был уже мёртв! —всхлипнула двоюродная сестра пани Мюллеровой. — А комнату свою вы бы и неузнали. Там теперь живут портнихи. Они устроили у вас дамский салон. На стенахповсюду моды, и цветы на окнах.

Двоюродная сестра пани Мюллеровой никак не моглауспокоиться. Всхлипывая и причитая, она наконец высказала опасение, что Швейкудрал с военной службы, а теперь хочет и на неё навлечь беду и погубить. И оназаговорила с ним, как с прожжённым авантюристом.

— Забавно! — сказал Швейк. — Это мне ужаснонравится! Вот что, пани Кейржова, вы совершенно правы, я удрал. Но для этогомне пришлось убить пятнадцать вахмистров и фельдфебелей. Только вы никому обэтом не говорите.

И Швейк покинул свой очаг, оказавшийся такимнегостеприимным, предварительно отдав распоряжения:

— Пани Кейржова, у меня в прачечной воротнички иманишки, так вы их заберите, чтобы, когда я вернусь с военной службы, у менябыло что надеть из штатского. И ещё последите, чтобы в платяном шкафу в моихкостюмах не завелась моль. А тем барышням, что спят на моей постели, прошукланяться.

Заглянул Швейк и в трактир «У чаши». Увидав его, женаПаливца заявила, что не нальёт ему пива, так как он, наверное, дезертир.

— Мой муж, — начала она мусолить старуюисторию, — был такой осторожный и сидит теперь, бедняга, ни за что ни прочто, а такие вот разгуливают на свободе, удирают с военной службы. Вас напрошлой неделе опять искали… Мы поосторожнее вас, — закончила она своюречь, — а нажили-таки беду. Не всем такое счастье, как вам.

Свидетелем этого разговора был пожилой человек, слесарь соСмихова. Он подошёл к Швейку и сказал:

— Будьте добры, сударь, подождите меня на улице, мненужно с вами побеседовать.

На улице он разговорился со Швейком, так как, согласнорекомендации трактирщицы, принял его за дезертира. Он сообщил Швейку, что унего есть сын, который тоже убежал с военной службы и теперь находится убабушки, в Ясенной, около Йозефова. Не обращая внимания на уверения Швейка, чтоон вовсе не дезертир, слесарь втиснул ему в руку десять крон.

— Это вам пригодится на первое время, — сказал он,увлекая Швейка за собой в винный погребок на углу. — Я вам вполнесочувствую, меня вам нечего бояться.

Швейк вернулся домой поздно ночью. Фельдкурата ещё не былодома. Он пришёл только под утро, разбудил Швейка и сказал:

— Завтра едем служить полевую обедню. Сварите чёрныйкофе с ромом… Или нет, лучше сварите грог.

Приготовления к отправке людей на тот свет всегдапроизводились именем бога или другого высшего существа, созданного человеческойфантазией.

Древние финикияне, прежде чем перерезать пленнику горло,также совершали торжественное богослужение, как проделывали это несколькотысячелетий спустя новые поколения, отправляясь на войну, чтобы огнём и мечомуничтожить противника.

Людоеды на Гвинейских островах и в Полинезии передторжественным съедением пленных или же людей никчёмных, как-то: миссионеров,путешественников, коммивояжёров различных фирм и просто любопытных, приносятжертвы своим богам, выполняя при этом самые разнообразные религиозные обряды.Но, поскольку к ним ещё не проникла культура церковных облачений, вторжественных случаях они украшают свои зады венками из ярких перьев лесныхптиц.

Святая инквизиция, прежде чем сжечь свою несчастную жертву,служила торжественную мессу с песнопениями.

В казни преступника всегда участвует священник, своимприсутствием обременяя осуждённого.

В Пруссии пастор подводил несчастного осуждённого под топор,в Австрии католический священник — к виселице, а во Франции — под гильотину, вАмерике священник подводил к электрическому стулу, в Испании — к креслу сзамысловатым приспособлением для удушения, а в России бородатый поп сопровождалреволюционеров на казнь и т. д. И всегда при этом манипулировали распятым,словно желая сказать: «Тебе всего-навсего отрубят голову, или только повесят,удавят, или пропустят через тебя пятнадцать тысяч вольт, — но это сущаячепуха в сравнении с тем, что пришлось испытать ему!»

Великая бойня — мировая война — также не обошлась безблагословения священников. Полковые священники всех армий молились и служилиобедни за победу тех, у кого стояли на содержании. Священник появлялся во времяказни взбунтовавшихся солдат; священника можно было видеть и на казнях чешскихлегионеров.

Ничего не изменилось с той поры, как разбойник Войтех,прозванный «святым», истреблял прибалтийских славян с мечом в одной руке и скрестом — в другой.

Во всей Европе люди, будто скот, шли на бойню, куда их рядомс мясниками — императорами, королями, президентами и другими владыками иполководцами гнали священнослужители всех вероисповеданий, благословляя их ипринуждая к ложной присяге: «На суше, в воздухе, на море…» и т. д.

Полевую обедню служили дважды: когда часть отправлялась нафронт и потом на передовой, накануне кровавой бойни, перед тем как вели насмерть.

Помню, однажды во время полевой обедни на позицияхнеприятельский аэроплан сбросил бомбу. Бомба угодила прямёхонько в походныйалтарь, и от нашего фельдкурата остались окровавленные клочья. Газеты писали онём, как о мученике, а тем временем наши аэропланы старались таким же способомпрославить неприятельских священников.