Кривые дорожки к трону - Юлиана Чернышева

— Вы не против? — погрузившись в самокопание, я, очевидно, пропустила вопрос Ирвина.

— Простите?

— Я спросил, не против ли вы, если я покину вас?

— Сейчас?

— Нет, через пару часов, — слегка раздраженно пояснил муж. — Конечно, сейчас, вы же слышали разговор. Если только вам не требуется мое внимания в срочном порядке. — И взглядом указал на кровать.

— Нет-нет, конечно, идите, вдруг там что-то важное, — обрадованная возможностью отсрочки, зачастила я.

— Отлично. В таком случае светлых снов, Илгерта. — И, не дожидаясь ответных пожеланий, он исчез в портале.

Несколько секунд я продолжала стоять, не в силах окончательно поверить, что он ушел. Просто развернулся — и ушел. В нашу, архайн ее побери, первую брачную ночь! Наверняка это такая глупая шутка, с минуты на минуту вновь откроется портал, и Ирвин вернется с этой своей дурацкой усмешкой на губах.

Но ни через минуту, ни через две этого не произошло. Я подошла к креслу, на спинке которого висел камзол мужа, а на подлокотнике платок, и буквально упала в него. А затем притянула к себе на колени шелковую ткань и в считаные мгновения превратила ее в измятую тряпку, хотя бы этим выразив отношение к его поступку.

Хорошо можно было успокоить себя тем, что такой расклад сыграл в первую очередь именно в мою пользу. И ночь, судя по всему, я могу провести спокойно и без нежелательных посягательств. Но это ни капли не умаляет того факта, что подобное поведение иначе, как свинским, назвать нельзя! В самом деле этот индюк в очередной раз наглядно продемонстрировал — я ему настолько неинтересна, что даже в такой момент он просто променял меня на работу. И это после того, как буквально недавно я сама — сама! — поцеловала его.

Где-то внутри поднималось обычно несвойственное мне желание сделать обожаемому супругу какую-нибудь гадость. Учитывая то, что подобным я не увлекалась ни в академии, ни даже в школе, можно представить, насколько меня задело такое отношение. И убедить себя в том, что воспитанной лайди не подобает опускаться до мелкой мести, оказалось весьма трудно.

Пытаясь окончательно успокоиться, я прошлась по покоям, пользуясь отсутствием хозяина и заглядывая в каждый уголок. Впрочем, то ли здесь ничего не прятали, то ли прятали слишком хорошо, но ничего интересного найти не удалось. Разве отметила, что одна из дверей вела в смежную спальню, очевидно, предназначенную для меня. Это подтверждали и мои вещи, развешанные в просторной гардеробной комнате — слуги сработали как никогда четко.

В общей сложности осмотр занял едва ли больше часа. И возник вопрос, был ли смысл вообще дожидаться Ирвина? Да, его пожелание предусматривало, что спать я лягу одна, но… Но кто поможет мне справиться с платьем? Представляю реакцию слуг, если я сейчас вызову камеристку, дабы та помогла разоблачиться. Мелькнула мысль так и сделать, да еще и намекнуть легонько, дескать, новоиспеченный муж с этим сам не справился. Но лайдин Силета не зря вдалбливала в наши головы, что, позоря супруга, ты позоришь в первую очередь себя. А этого делать я ни в коей мере не планировала.

Тихо помянув Ирвина словами, что в приличном обществе произносить не принято, я достала ночную рубашку (из тех, в которых привыкла спать дома, а не ту, что была подготовлена для сегодняшней ночи) и направилась обратно в его спальню. Верхнее платье снять оказалось просто — расстегнуть фибулу,[29] да и все дела. С нижним пришлось помучиться из-за чуть ли не двух десятков мелких крючков, находившихся на боку слева. К счастью, мастерица расположила их именно там, полагая, что складка сзади будет некрасиво просвечивать сквозь кружево. А дальше ждала самая большая проблема — корсет. На нем тоже были крючки, как раз на спине. Но вдобавок к ним шла еще и лента, коей достигался желаемый объем талии.

Хотела бы я полюбоваться выражением лица преподавательницы, которая вела у нас основы воздушной стихии, будь у нее шанс увидеть разыгравшееся перед зеркальной гладью зрелище. Едва ли она предполагала, что кто-то попытается манипулировать воздушными потоками, чтобы ослабить корсет. Впрочем, усилия были тщетны — в этом я убедилась примерно на пятой попытке. Точнее, развязать затейливый бантик вышло с первого раза, а вот остальное… Намучившись и убедившись в том, что других вариантов нет, я взялась за нож для писем. Странно, что кто-то вообще держит подобные вещи в спальне, но это было мне на руку.

Металл оказался достаточно острым, а корсет — плотным, чтобы не бояться поранить спину. Уже через несколько секунд по полу рассыпались остатки ленты, дышать стало существенно легче. И, стянув с ног чулки, а с кровати — покрывало, я так и улеглась спать прямо в корсете поверх камизы да с кучей шпилек в волосах. Разве что диадему и серьги отложила на тумбочку. И последней мыслью засыпающего сознания было обещание высказать мужу свое честное мнение относительно его поступка. А гарантированная головная боль вместе с болью в ребрах послужит хорошим стимулом про это обещание не забыть.

К сожалению, пенять на незадернутые шторы было некому. Когда солнечные лучи добрались до кровати, а рассветало в это время года довольно рано, выразить недовольство я могла только себе. Конечно, можно было попытаться снова уснуть, но тут уж дали о себе знать прогнозируемые с вечера неприятности, дополненные ночевкой в чужой кровати. Сразу стало очевидно, что матрас слишком мягкий, подушка слишком твердая, а одеяло — теплое. А еще справа раздавалось тихое, но отчетливое дыхание…

Как можно осторожнее развернувшись, чтобы не разбудить Ирвина (а я искренне надеялась, что рядом лежит именно он, а не какой-нибудь посторонний мужчина), я уставилась на мужа. Надо сказать, во сне он выглядел на редкость мило и невинно. С по-детски подложенной под щеку ладонью — так уж точно, и особенно, глядя на припухлые ото сна губы и тени от ресниц. Сразу и не скажешь, что за этими самыми губами скрываются ядовитые клыки и раздвоенный язык. Метафорически, разумеется.

Окончательно проснувшийся организм начал подавать вполне определенные знаки, так что пришлось покидать кровать. Но стоило мне выскользнуть из-под одеяла и сделать пару шагов в нужном направлении, за спиной раздался голос:

— Это какая-то новая мода, о которой я не слышал, спать в корсете?

Вот о чем я и говорила. Стоило ему проснуться, как начал плеваться ядом. Сделав глубокий вздох, я повернулась.

Ирвин успел принять сидячее положение, одеяло немного съехало, являя полное отсутствие рубашки. И хотелось надеяться, что хотя бы белье он оставил — как-то не по себе становилось от мысли, что он мог спать рядом со мной полностью обнаженным. Меж тем муж, кажется, ждал ответа, параллельно разглядывая меня без малейшего стеснения. Дурацкий корсет и без того подчеркивал грудь под непрозрачной, но тонкой камизой, а я еще и руки скрестила по привязавшейся в последнее время привычке, а потому посмотреть, пожалуй, и вправду было на что. Стоит ли говорить, что это сразу же вызвало волну раздражения?