Эдем 6 - AllianceSpecter

числе и в адрес поднявшегося Лансемалиона Бальмуара, который не мог стоять в стороне, ведь сейчас буквально решалась судьба главного актива, нужно было что-то выдумывать и как-то оправдываться.

— Да кто она такая, чтобы устраивать подобное⁈ — снова воскликнула Надия Ишар, озвучивая мнение значимой части трибуны, которая боялась что-то заявить лично. — Он не заслуживал подобной участи после всего что сделал!

— А кто ты такая, чтобы говорить о чьих-то заслугах? — внезапно в разговор вмешался сам Проводник, чем несколько удивил собравшихся: обычно он никогда не встревал в споры лариосов.

— Не поняла вопроса…

— Солнце и Песок даёт оценку действиям своих детей. Поцелованная Огнём Адериин прошла паломничество с честью, что было отмеченной всеми. Как и для Нуму был вынесен свой вердикт по этому поводу, — жёстко и неоспоримо говорил Слушающий Пустыню. — После всего произошедшего за гранью мира Огненная Бестия приняла решение. Она сочла этого южанина достойным дуэли чести, как и оставила своё оружие в знак уважения. Ты оспариваешь этот выбор⁈

— Да, оспариваю. Это решение было неправильным!

— Тогда бросай вызов, и мы устроим ещё один поединок, — всё также тихо, но с беспощадностью Палящего Солнца произнёс Проводник.

Надия Ишар усмехнулась, выигрывая тем самым себе время на размышления. А аристократ продолжал сверлить взглядом спорящих лариосов и хозяйку пирамид, в частности. Бросить вызов Поцелованной Огнём Адериин? Не было сомнений, что за свою вещь сразу же вступится хозяин и дуэль уже будет проходить между Надией и Лансемалионом Бальмуаром, где победитель известен заранее. Вряд ли даже удастся подкупить кого-то на время, ведь в Анхабари немногие могут хоть как-то соперничать с человеком, чьё настоящее имя лучшее лишний раз не упоминать.

— Тебе следует с уважением относится к старшим, Надия! — встрял сын Торана.

Самый же влиятельный смертный на этот трибуне продолжал молчать, как и никакой конкретики не говорил ни его сын, ни другие члены семьи. Из-за этого Надия и начала словесную перепалку, надеясь указать на ослабевшую хватку и нерешительность своего конкурента. Разумеется, с использованием двусмысленных эпитетов, что граничило с прямым оскорблением. И вот уже рот хозяйки пирамид открылся вновь, чтобы сказать пару ласковых…

— МОЛЧАТЬ!!! — громко рявкнул Торан Хаффан и наконец-то поднялся со своего места. — Он умер достойно!

Один жест и тут же тело Нуму объял песок. Мастера-архитекторы перенесли его в саркофаг, где вскоре начнут приготовления рабы для похорон. А через секунду обладатель решающего голоса Великой Арены направил свой тяжёлый и жестокий взгляд прямо на аристократа, посмевшего встревать в разговоры старших. Однако вместо осуждения последовал короткий кивок.

Опешивший ещё больше Лансемалион Бальмуар тут же успокоился и быстро вернулся на место, приняв нейтрально холодный вид. Но что-то он ничего не мог понять, ведь в жесте Торана явно читалось признание… с чего бы это?

— Нуму… знакомое имя… — тихо прокряхтела сидящая рядом Изабелла, пытающаяся что-то вспомнить. — Ах, да! Конечно же! Это же офицер ударного отряда Змеи. Нуму Хаффан, лишённый чести трибуналом и фамилии главой семьи. Да… Торан поступил тогда очень жестоко со своим провинившимся внуком и даже слова генерала Джала Хаффана, его четвёртого сына не смогли переубедить жестокого деда. Помниться Нуму успел дослужиться до сержанта, и мы даже однажды сражались бок о бок во время бури ветров Этия. Золотые времена… Жаль только, что правнук Торана погиб в прошлом вторжении Свободного. Говорят смерть его оказалась ужасной и мучительной, ведь свободные питают удивительную ненависть к каждому из защитников Эдема. Они пытали и издевались над захваченными офицерами, даровав быструю смерть только некоторым рядовым солдатам, за исключением инженеров осадных машин. Нуму был безутешен, горевал и Джал, ведь Нуму являлся его единственным сыном и вдруг лишился всякой возможности вернуть себе честь после совершенного поступка. А вот Торан… он после этого не говорил целый год. Он любил правнука и, пожалуй, только к нему относился как к… к члену семьи, а не как к инструменту в родовых конфликтах за власть в Эдеме. Но хоть закончилось всё хорошо. После этого Нуму должны похоронить рядом с его сыном. Это вы подсказали своей ученице как правильно поступить?

— Нет. Я ничего об этом не знал, — мертвенным голосом ответил Ланс.

— Да уж… жизнь полна сюрпризов, — как-то грустно усмехнулась Изабелла, после чего поднялась. — Ладно, пойду я уже. Спасибо, что пригласили меня на трибуну, господи Бальмуар.

— Госпожа Изабелла? — внезапно один из бегающих туда-сюда рабов остановился, увидев смутно знакомую фиолетовую шляпу с таким нелепым алым пером. — Да, это же точно вы! Может согласитесь встретится с господином Ипиросом? Он как раз только сейчас вспомнила о вас!

— Ипирос? Этот старый хрыч ещё жив? — громко и звонко, будто помолодев лет на сто рассмеялась старуха. — Ну что же, веди!

Так Ланс остался сидеть в одиночестве, пытаясь переварить происходящее. А Изабелла отправилась для беседы к своему старому другу, к третьему мастеру Ипиросу.

Глава 15

— Пропуск, — монотонно и без какого-либо интереса, прямо как голем, произнесла пожилая женщина в холле купальни.

Без лишних слов высокая девушка протянула единственный личный документ. Мельком просмотрев содержимое и задержавшись взглядом только на нескольких строчках, старуха вернула его обратно. Всё оказалось нормально, и рабыня по всей видимости действительно принадлежит Лансемалиону Бальмуару.

Рабов у аристократа становилось только больше, а следовательно, прибавлялось и проблем. Ведь живые вещи нужно как минимум мыть. Личную ванную комнату каждому не выделишь, поэтому арендовались общественные купальни и бани, куда и сгонялись рабы.

— Больше не опаздывай, — прокряхтела напоследок старуха и пропустила рабыню.

Эллинеш в свою очередь ничего не ответила. Она может и выглядела молодо, но пожить уже успела и знала, что старики порой очень любят заниматься нравоучениями и давать всякие советы, когда их об этом никто не просит. Плюс особенности профессии и синдром вахтёрши. Старуха не могла промолчать, ей нужно было что-то ляпнуть. Любая из рабынь может явиться вовремя, может не явиться вообще, может опоздать — всё это повлияет лишь на время нахождения в купальни. Что вообще значит «большей не опаздывай?». Только желание создать иллюзию некого контроля, будто бы она здесь что-то решает.

Сама общественная купальная являлась довольно ухоженным местом. Здесь всегда тщательно убирались, полировали плитку, даже использовали благовония. В этих местах иногда моются и не очень богатые граждане. А вот на рабах часто экономят и водят в другие заведения. Но за своими вещами господин Бальмуар хорошо следил, так что в гадюшниках мылись по большей части лишь этиамарии, которые всегда могут что-то выкинуть, а поэтому к ним лучше приставить стражу даже во время мытья.

В раздевалки имелись даже шкафчики для хранения личных вещей, но ими пользовалась только Эллинеш. У других рабов ничего своего фактически и не было, лишь рабская роба. Воровать просто нечего, да и все друг друга тут знают. Поэтому одежду просто складывали на скамейках.

Скрипнула деревянная дверца и сразу же девушка увидела своё отражение. Первыми в глаза простым смертным бросался кожа аметистового цвета. Мягкий и светлый оттенок, очень непривычный для людей и населения Анхабари. Неудивительно, ведь Эллинеш родом из миров Миоса, которые называют тёмным или демоническим планом. Каких-то настоящих демонов там не живёт, но вот пейзажи действительно преимущественно тёмные и холодные.

Длинные волосы спадали с плеч и обладали светлым оттенком, напоминающим больше всего платину. Однако на свету они играли схожими с кожей аметистовыми оттенками, как и глаза горели самым ярким и насыщенным фиолетовым цветом. Не стоит забывать и про рога, которые были довольно ровными, и про шаловливый хвостик.

Личных вещей у девушки тоже было немного, а с собой она носила только две. Первой вещью являлся наряд. Довольно закрытое платье без плеч с элегантным воротником. Цвет также тёмный, подходящий к коже. Спина оставалась полностью закрытой, да и в целом Эллинеш предпочитала максимально закрытую одежду. Однако декольте всё ещё оставалось. Почти всем рабыням наносили клеймо именно меж грудей, особенно