Спасите игру! Ведь жизнь – это не просто функция - Кристоф Кварх

Уяснив её, можно согласиться, что в обстановке казино сохраняется нечто от древних священных игр-предсказаний. Крупье и посетители вступают в совместную игру, которая построена так, что побуждает играющих — по крайней мере, таковы правила — полностью отдаваться процессу игры и не задаваться вопросом о выигрыше, который они, может быть, унесут с собой, когда вечер закончится. Они лишь инструмент предсказания, и правила игры (которые здесь в основном суть правила этикета), подобно дресс-коду, помогают им сохранить особую игровую осанку. Поэтому отмена или упрощение дресс-кода в казино — плохая идея. Зайдя в казино в повседневной одежде, легко забыть дух игры. Такой посетитель уже не осознаёт, что вышел из круга обыденности и находится в пространстве, правильно вписаться в которое можно только, добровольно подчинившись его магии «как будто», и играть так, как будто игра идёт на ненастоящие деньги.

В тех казино, что растут в последние годы на выездах из крупных городов — типа Лас-Вегаса — всё совсем по-другому. Что мы там видим? В джинсах и в грубых ботинках, посетители поодиночке стоят перед машинами и надеются получить выигрыш: никакой особой одежды, правил этикета, светскости — и никакой свободы, ведь все их действия подчинены только одной цели: вернуться домой богачом. Сам процесс игры для посетителей залов игровых автоматов не имеет совершенно никакого значения. Да фактически они сами и не играют. Игру как таковую совершает машина, которая занимает место служителя оракула или крупье. Посетитель просто присутствует при игре. Подобно древнему греку, вопрошавшему о прорицании, он только ждёт исхода, который покажет, благосклонна к нему фортуна или же нет.

Они только зрители игры — причём зрители безучастные, и этим отличаются от посетителей классических казино старой школы, причём совершенно независимо от исхода игры. Они не следуют логике, которая в данном случае заключается в том, что нечто может проявить себя, а никак не в том, что именно будет проявлено. Уж скорее они следуют чуждой игре экономической логике, согласно которой главное — получить от игры доход: ведь посетителю зала игровых автоматов совершенно не интересно быть победителем, ему интересно получить выигрыш.

В нём триумфально царствует homo oeconomicus, притворяющийся, что он homo ludens, и использующий свои и чужие игры в целях получения прибыли. Вся эта возня с автоматами — не что иное, как бизнес под видом выигрыша.

В древности у оракула всё было иначе. Конечно, и те игры заканчивались «выигрышем», который посетители могли унести с собой: бог говорил «да» некоему замыслу, «нет» — готовящемуся путешествию или чему-то ещё. Но вся обстановка была такова, что совершавшим игру приходилось полностью в неё погружаться, иначе ничего не выйдет. Вместе со зрителями они составляли игровое единство и действовали в свободном пространстве. Играющим в присутствии оракула — как (в идеальном случае) и играющим в казино — выигрыш или проигрыш безразличен: результатом игры воспользуются не они, а зрители.

Точно так же дело обстоит и со спортивным тотализатором, ближайшим родственником семейства азартных игр. Мы видим здесь очень похожий процесс: «игроки» сами не играют, они лишь пользуются игрой других в качестве оракула и ждут его благосклонности. Весь их вклад сводится к тому, чтобы делать ставки. Потом начинается игра, на ход которой они не оказывают ни малейшего влияния, но которая держит их в напряжении только благодаря неизвестности исхода. Играющий на футбольном тотализаторе не спрашивает, хорош ли был матч как игра. Его одно интересует: правильно ли он угадал, та ли команда выиграет, на которую он поставил. В противоположность этому, играющим на поле совершенно безразлично, кто и на какой выигрыш рассчитывает в случае их победы: они играют, а толпы сделавших ставки трясутся от возбуждения, ожидая финального счёта.

В архаических культах берут своё происхождение и те азартные игры, которые являются собственно играми. Теперь мы понимаем, что древние рассматривали игру как инструмент познания воли богов или духов. Они хотели знать свою судьбу, однако при этом им хватало ума организовать игру так, чтобы сам вопрошающий был совершенно не заинтересован в её исходе. Играет шаман, играют танцоры, охваченные экстазом культовой пляски, играет служительница оракула. Им важна лишь сама игра — потому-то результат и заслуживает того, чтобы серьёзно к нему отнестись.

Точно так же наши далёкие предки при помощи поединков, то есть состязательных игр, разрешали конфликты. Это были «сражения вождей», говоря о которых, мы вспомним не только Астерикса и Обеликса, но и «Илиаду». Гомер повествует о том, как Ахилл и Гектор в поединке должны были решить исход войны. Их бой — это своего рода суд богов. «Поединок один на один мог служить оракулом»[89], — утверждает Хёйзинга. Вот как он описывает внутреннюю логику поединка: «Судьбу своей партии решают в агональной форме: путём поединка. Из того, что одна из сторон проявила себя как сильнейшая, видно, что она лучшая: ведь с нею благосклонность богов»[90].

Другими словами, поединок служит «пробой удачи»[91]. Он призван выявить нечто, что иначе прояснить невозможно и что имеет большое значение для мира по ту сторону игры. В поединок вступают, «дабы через испытание победой или поражением сподобиться решения, освященного соизволением богов», пишет Хёйзинга. И далее: «Решение можно вытянуть метанием жребия или меряясь силами в метком слове, а то и берясь за оружие. Если выбирают последнее, то исход выявляет волю богов столь же непосредственно, как и при других испытаниях»[92].

Способность посмотреть на поле битвы как на святилище оракула давала архаическим культурам возможность обратить в игру саму битву. Основная идея состоит здесь в том, что сражающиеся или борющиеся стороны следуют исключительно логике их борьбы. Чем глубже они погружаются в неё, тем лучше. Одновременно с этим их поведение определяется ситуацией «как будто бы», ведь они борются не за самих себя, а в качестве представителей или заместителей своей партии. Бог или судьба пользуются их поединком как оракулом. Они со своим поединком — как вращение волчка, как голос оракула, как стаканчик для костей. Если взглянуть глазами тех, кто, затаив дыхание, ожидает исхода поединка, их можно сравнить даже с игровыми автоматами, за ручку которых дёргает посетитель казино. А с точки зрения тех, кто сделал ставки в букмекерской конторе, — это спортсмены, игра которых покажет, держат ли они, хозяева ставок, удачу за хвост, или же фортуна от них отвернулась.

Азартная игра амбивалентна. Если она позволяет игрокам по-настоящему соревноваться и освобождает их от ожидания выигрыша или от страха перед проигрышем — она может быть истинной, чистой, свободной игрой. В этом случае вся привлекательность состоит в том, что нужно безоговорочно положиться на процесс игры. Сам по себе выигрыш не имеет решающего значения. С игровыми автоматами или тотализатором всё не так. Там «играющий» не участвует в игре, а значение имеет только выигрыш. В этом случае азартная игра — уже не игра.