Мадам Помпадур. Некоронованная королева - Наталья Павлищева

– Да, сир.

У нее действительно совершенно непонятного цвета глаза, большие, лучистые, они завораживали. Людовик был в восторге: перед ним стояла нимфа Сенарского леса!

Проводив даму к креслу и усадив в него, его величество устроился в соседнем настолько близко, что чувствовал запах ее волос и тела. От дамы пахло розами, совершенно определенно только ими. Очарование только возрастало…

Бине не ошибся, сама Жанна действительно была близка к обмороку или к истерике. Войдя в комнату и увидев у окна короля, она почувствовала, что готова либо броситься к нему на шею, либо просто расплакаться. Как же он красив! Людовик действительно в расцвете мужских сил был хорош – рослый, сильный, с крупными, красивыми чертами лица, хорошей кожей, которую не сумели испортить даже частые винные излияния и распутный образ жизни, а также абсолютное отсутствие привычки мыться, он мог произвести впечатление на любую даму. А уж стоило ему посмотреть своим долгим, зовущим взглядом, которым так славился его величество, как сопротивление оказывалось невозможно. И все-таки она сопротивлялась! Словно чувствуя, что если сдастся вот так, без боя или просто рухнет без чувств, то встреча будет последней, Жанна собрала всю волю в кулак и сопротивлялась собственному неимоверному влечению к королю, как к мужчине.

Странно, дама давно должна была потерять голову, но Людовик с изумлением замечал, что головка на месте. Нет, она смотрела откровенно влюбленным взглядом, голос чуть заметно дрожал (Бине не лгал, похоже, красавица и впрямь влюблена), но на шею не бросалась и даже не делала никаких знаков, говорящих о ее готовности прыгнуть в постель без приглашения. Да уж, ему попался удивительный экземпляр.

Самого Людовика все больше поглощала волна даже не желания, а нежности, хотелось провести пальцами по тонкой шейке, осторожно коснуться губ, словно нарочно созданных для поцелуев, потом медленно обнажить плечи и все остальное… Он не сомневался, что тело под платьем близко к совершенству. Сомнение оставалось только в одном: так ли горяча дама в постели, как хороша внешне?

Они о чем-то говорили, незнакомка (а Людовик намеренно не спрашивал ее имени, так интересней) была действительно умна, она рассказывала смешные истории, изящно шутила, потом ни он, ни она не могли вспомнить, о чем именно шла речь, мягкий голос очаровывал… Король потерял голову, и наступил момент, когда он решил, что общение вполне можно продолжить в постели.

Его величество встал, протягивая руку Жанне. Та поднялась, с ужасом думая о том, что последует – с ней распрощаются или… И снова мгновения тянулись немыслимо долго.

Пальцы короля коснулись ее щеки, тронули нежное ушко, опустились на шею… И вот они уже на плечах… Умница Луиза зашнуровала платье так, чтобы его можно было скинуть одним движением, что и сделал Людовик. Жанна осталась в одной сорочке.

На шее часто билась тонкая синяя жилка, выдавая волнение хозяйки. Сделав знак, чтобы женщина не двигалась дальше, Людовик спокойно снял камзол, потом скинул рубашку, все время пристально наблюдая за Жанной. Теперь он был совсем рядом, его руки притянули ее к себе, губы наконец коснулись ее прекрасных губ…потом шеи… ямки под шеей… груди… Сорочка уже валялась на полу, а сама Жанна была в сильных руках короля.

Теперь она могла не сдерживаться, отдавшись во власть этих рук, этих губ, этого тела… Восторг, который женщина испытала со столь опытным любовником, каким был Людовик, не шел ни в какое сравнение с наслаждением от близости с Шарлем Гийомом.

Почти до рассвета Жанна пребывала в состоянии, которое сама определить не могла бы. Но проснуться в объятиях его величества ей было не суждено, удовлетворив свою страсть (и не единожды), король поцеловал любовницу и развел руками:

– Я вынужден вас покинуть, мадам, просыпаться мне полагается в собственной спальне, таковы требования этикета Версаля.

Глядя вслед Людовику, Жанна едва не расплакалась. Ей нужно отправляться восвояси тоже. Для его величества она женщина на ночь.

Быстро одевшись теперь уже с помощью Луизы, Жанна села в ту же карету и отправилась домой. Бине на прощание успел шепнуть, что его величество в восторге.

Колеса стучали по камням, а Жанна сидела, прикрыв глаза и пытаясь понять, что чувствует. Главным ощущением был восторг, король не просто красив и галантен, он отменный любовник, горячий, неугомонный, сильный… Принадлежать такому мужчине, даже не будь он королем, все равно счастье. А если добавить к этому ореол самого желанного мужчины Франции…

Жанна поняла, что, если ее еще раз не позовут туда же, она умрет! Вот попросту умрет, и все! Все остальные мужчины перестали существовать, а Шарля не то что видеть, даже вспоминать не хотелось. Она была отравлена королем, на всю жизнь отравлена его красотой и силой, его зовущим взглядом. И теперь оказалась просто несчастной, потому что его величество даже не спросил ее имени. Осознав это, Жанна залилась слезами.

– Что, мадам, что случилось?

– Луиза, – теперь Жанна плакала, уткнувшись в плечо верной горничной, – если это не повторится, мне незачем жить!

– Полноте, господь с вами, мадам! Вы, несомненно, понравились его величеству.

– Понравиться и стать его любовницей – не одно и то же.

– А разве вы не стали? – в голосе Луизы явно слышалось сомнение. Что же тогда столько времени делал король с совершенно голой Жанной?

– Переспать один раз вовсе не значит стать любовницей. Захочет ли он меня еще?

– Захочет! – уверенно заявила горничная.

– Да? Ты так думаешь?

– Знаю! Он от души смеялся над вашими шутками. Ну, видно, перед тем как лечь в постель…

Вот это и было самым ужасным, над шутками смеялся и даже целовал страстно, но король видел дам куда более горячих, Жанна очень боялась, что не вполне удовлетворила его величество.

Оставалось ждать, поделать она ничего не могла, не преследовать же короля, как это делает герцогиня Рошешуар. Его величество очень недоволен таким преследованием…

После ночного визита мадам спала почти до обеда. Неудивительно, ведь король был неугомонен.

Она едва успела встать, как в спальню пришел де Турнеэм.

– Жанна, ты умница, очаровать пресыщенного всем короля удается не каждой…

Жанна Антуанетта вскинула на дядю большие глаза:

– А что дальше?

В ответ тот просто протянул листок. Бине снова написал несколько слов: «Время то же. Корсет не надевать».

С трудом сдержавшись, чтобы не завизжать от восторга, Жанна все же вскочила, не в силах усидеть на месте. Луиза, закалывавшая ей шпильки в прическу, взвыла, потому что пострадала сама.

Она приезжала в квартирку Бине еще дважды, и каждый раз после увлекательной беседы (теперь Жанна уже понимала, что и о чем говорит) следовали бурные ласки почти до утра, а перед рассветом король удалялся в свои покои, а женщина уезжала к себе. Никто в Версале не знал, где и с кем проводит ночи его величество. Конечно, утаить свое отсутствие в спальне королю не удалось, но куда он уходил, так и не поняли. По Версалю поползли слухи о новой пассии короля, но слухи были неясными, к тому же времени прошло слишком мало, чтобы что-то проявилось.