Частная клиника - Елена Ронина

Ленка встрепенулась.

– А знаешь, пойду. Может, это отвлекает? Только мне надо не так, про природу, а что-то жизненное. Может, плакаты какие, чтобы мысль в сторону уводило, – Лена посмотрела на Катю. – Чувствуешь, опять про себя. Я же хотела спросить, как ты. Видишь, соскальзывание мысли уже пошло. А еще, Кать, я всех пациенток стала ненавидеть, представляешь? Приходит она ко мне, я же вижу – счастливая! И я ее прямо убить готова.

– Пройдет.

– Думаешь? – Лена затравленно посмотрела на коллегу.

– Конечно. В музей сходи обязательно. Сейчас на Крымском выставка хорошая – начало века. Нам с Андреем очень понравилось.

– Ну, раз вам с Андреем понравилось, – она сделала ударение на «вам с Андреем», – то не пойду. Мне сейчас нужно, чтобы понравилось одинокой обозленной тетке.

Разговор продолжался в таком духе еще минут пятнадцать. На свой этаж Катерина решила подняться пешком, немного навести порядок в мыслях. Вот дает она советы Лене, Ирине. А что сама? Ей сейчас тоже нужен совет.

Почему человек не может дать совет самому себе? С другими все так ясно и понятно, не зря говорят: «Чужую беду руками разведу». Что, если посмотреть на ситуацию отстраненно: Андрей Смоляков, сорок пять лет. Разведен, имеет взрослую дочь. Так, остановимся здесь. Про дочь говорить не хочет ни под каким соусом: «Давай оставим эту тему. Она для меня больная». Больная. Тема больная или дочь больная? Но это же неправильно: развелся – пускай, всякое в жизни случается. Но почему с ребенком не общается? Хотя. Сегодня такие «ребенки» водятся, не приведи господь. От родителей только деньги нужны, больше ничего. А может, он пытался изо всех сил, а мать общаться не дает. Или дочь вошла в подростковый период и обвинила отца во всех грехах? Очень даже может быть.

Хорошо, для этого момента нашли оправдание. Что дальше? Сорок пять лет. Прекрасный возраст, активный, человек уже многого в жизни добился и еще все впереди.

Живет один, в однокомнатной квартире. Которую, собственно, и предлагает Кате с ним разделить. Домой еще не приглашал. В домашней обстановке они провели пару часов у Кати. Причем Катя нервничала, а Эсмеральда прохаживалась мимо, с одной стороны вроде не замечая Андрея, а с другой – охраняя Катю, выписывала вокруг нее круги. Просто сцена из фильма «Вий», только мелового круга не хватало! Про Эсмеральду Андрей сказал сразу: «А что же нам делать с твоей подругой? У меня страшная аллергия на домашних животных. Моя самая большая печаль с детства. Не мог даже хомячков завести».

– А родители бы разрешили?

– Да думаю, да.

– Андрей, а чем занимается твоя мама? – осторожно спросила женщина.

– Что значит чем? Она на пенсии, дачей занимается. Ну не знаю, чем еще.

– Я ни разу не слышала, чтобы ты с ней разговаривал.

– Ну ты даешь! Хорошо, в следующий раз позвоню при тебе. Раз это так важно.

Кате стало неловко от своих слов. Получалось, будто бы она напрашивалась на знакомство.

– Да нет, это я так, к слову. Ты что-то говорил про Эсмеральду?

– Да это я так, фантазировал на тему нашего совместного проживания. Ну, я думаю, обсудим ближе к делу.

– Действительно, оба мы реалисты, всяческие фантазии не про нас. Нам ближе социалистический реализм!

То есть с матерью он все же общается, но не хочет в это общение вмешивать Катерину. Эсмеральда. Почему она никак не реагирует на Андрея? Хотя при чем тут кошка? Давайте еще к гадалке сходим! Кате подумалось: а собственно, что здесь такого, может, это здравая мысль? Да нет, никакая это даже не мысль. То есть это самая дурацкая мысль из всех, которые ее сегодня посетили.

И все разум, разум. А что говорит сердце? Сердце – оно тщеславно, ему приятно, что на хозяйку наконец обратили внимание. Можно сказать, даже самый выгодный жених в клинике. Ведь неженатый! Ведь еще и собой хорош! И, между прочим, хорошо зарабатывающий, и с собственной жилплощадью. То есть что – выходит, свезло?

* * *

Катя вытирала окровавленное лицо и все думала про это самое «свезло». Да уж, свезло так свезло.

Катерина уже слышала новость: ребята пошли на операцию, как оказалось, напрасно – подозрение на аппендицит не подтвердилось.

Такое бывает. А если бы не пошли, а дело оказалось серьезным, что тогда? Крики она услышала, еще не открыв дверь. В ординаторской, действительно, ругались Влад и Алексей.

– Зачем мужика разрезали? – Леша наступал на Влада.

Мельникова так и остолбенела на пороге.

– Вы сделали полостную операцию?!

– Что ты слушаешь этого урода! – отмахнулся Влад. – Да кто кого разрезал – сделали лапароскопию!

– Ага, под общим наркозом, – ехидно пояснил Леша.

Катя и раньше часто замечала это качество в друге: вроде бы хирург, но зазря не разрежет. Вот и в этом случает он, видимо, долго убеждал Влада, что оперировать ни к чему, обычный колит. К тому же его, скорее всего, разозлило, что коллега прислушался к приглашенному хирургу. Но зачем так кричать? С пеной у рта?

– Подождите, подождите, – Катя пыталась успокоить докторов и самостоятельно разобраться в том, что произошло. – Не обзывайтесь и расскажите толком. Что значит – общий наркоз, почему не эпидуральный? Лапароскопию же сейчас только так делают. Или у вас что-то изменилось?

– Изменилось! А у нас теперь все изменилось. Мы теперь сами ничего не решаем, – Заяц сопровождал свои слова выразительными жестами и мимикой. – Нам теперь Оганезов – голова. Нам теперь заезжие светила диагнозы ставят. Сами уже неспособные.

– Не передергивай, Алексей! Оганезов тут ни при чем, – Влад аж побелел. – Но третье мнение нам было необходимо!

– Леш, не юродствуй! Чего ты завелся, в самом деле?! – Катя пыталась снизить накал страстей. – Расскажите по порядку. Я выпала из ситуации на том моменте, когда не могли точно диагностировать аппендицит.

– Да в том-то и дело: УЗИ ничего критичного не показало, все в пределах нормы, а анализы плохие. По анализам вполне может быть аппендикс. Мужик от боли загибается, температура шпарит. А мы даже лечить его не можем: поставим капельницу, собьем всю картину. Ему полегчает, сама знаешь, и выплеснем ребеночка-то, – Влад вздохнул. – Объяснили ситуацию ему и родственникам, мол, советуем полежать, понаблюдать. Часа в три еще одно УЗИ контрольное сделать, ну и, если что, оперировать. Все согласились. Решили дождаться Оганезова, все равно он у нас по средам – пусть поработает, он же светило. А он даже не раздумывая – берем на лапароскопию и, если что не понравится, тут же и соперируем.

– Да подождите, подождите и успокойтесь вы! – Катя практически прикрикнула на друзей. – Чего вы вдруг расшумелись? Кто решение-то принимать должен? Ведь у больного не спросишь. Кто дает добро на операцию?