Тайна мертвой царевны - Елена Арсеньева

Наверное, не зря взрослые с грустью говорили, что здесь сыграло роль внезапное появление веселой, дерзкой, безумно отважной Риты Хитрово…

* * *

«20-го июля 1918 г. или около этого числа, в официальных большевистских газетах появилось известие: об убийстве Государя в ночь с 16 на 17 июля в Екатеринбурге, по постановлению местного Совета солдатских и рабочих депутатов. Приводилось и имя председателя этого подлого трибунала – Белобородова.

Говорилось тогда об убийстве одного Государя и упоминалось, что остальные члены Его семьи в безопасности.

На всех, кого мне приходилось видать в Петрограде, это известие произвело ошеломляющее впечатление: одни просто не поверили, другие молча плакали, большинство просто тупо молчало. Но на толпу, на то, что принято называть «народом» – эта весть произвела впечатление, которого я не ожидал.

В день напечатания известия я был два раза на улице, ездил в трамвае и нигде не видел ни малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями…

Какое-то бессмысленное очерствение, какая-то похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: «Давно бы так!», «Ну-ка – поцарствуй еще!», «Крышка Николашке», «Эх, брат Романов, доплясался» – слышались кругом, от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали. Видно было, что каждый боится не то кулачной расправы, не то застенка»[48].

* * *

– Я так и знал, что ты попытаешься найти убийцу Веры, – воскликнул Павлик Подгорский, возбужденно хлопнув в ладоши. – И ты вышел на след! Даже имена узнал! И все же зря, по-моему, не обращаешь внимания на карты. – Он повертел колоду «Русский стиль», которую Дунаев, уходя утром, забыл на столе. – Что-то есть в том, как они сложены. Не знаю, что именно, но чувствую: это не зря! Это что-то означает!

– Хорошо, – согласился Дунаев, убирая коробочку в карман. Увлечение Павлика этими картами казалось ему ерундовым, однако спорить не было желания. – Я возьму колоду с собой и еще подумаю над этим.

– С собой? – насторожился Павлик. – Уж не собрался ли и ты в Москву?

– Неужели ты в этом сомневаешься? – хмуро глянул на него Дунаев. – Вот похороним Веру… Надо завтра же этим заняться.

– Я сегодня ходил туда, в наш отдел уголовного розыска, – сообщил Павлик. – Поговорил с одним агентом. Они никому не намерены отдавать… тело, – выговорил он с запинкой. – Намерены начать расследование. Оказывается, в городском совете милицию очень упрекают за бездеятельность, вот они и хотят показать прыть. Тебе и в самом деле было бы лучше уехать. Как бы тебя тут не зацепили…

– А вдруг я уеду, а разрешение на похороны дадут? – угрюмо спросил Дунаев. – Ты… вы с матушкой сможете этим заняться? Деньги я оставлю.

– Можете не сомневаться, господин Дунаев, – пафосно изрекла Людмила Феликсовна.

При этих словах она бросила многозначительный взгляд в темный угол, где сидел Файка Сафронов, истово похрустывая свежеподжаренным сухарем.

Дунаев догадался, что Людмила Феликсовна называет его так официально потому, что боится перепутать имя-отчество в присутствии Файки.

А Файка так и не отстал от Дунаева: даже к Подгорским потащился с ним, и, что характерно, не был изгнан, а встречен не без любезности. Дунаев, впрочем, не сомневался, что любезность эта объяснялась краюхой хлеба, которую Файка, словно фокусник, вытащил из-за пазухи и вручил Людмиле Феликсовне. То ли для того, чтобы сырой хлеб стал вкуснее и сытнее, то ли просто из соображений санитарии и гигиены – все-таки пазуха Файки Сафронова, в которой целый день лежала краюха, вряд ли отличалась чистотой! – Людмила Феликсовна затеяла поджаривать хлеб на раскаленном боку буржуйки. По столовой теперь плыл запах гари, напоминавший Дунаеву сизый чад в доме на Разъезжей и отбивавший у него всякий аппетит, хотя за весь день он почти ничего не ел.

Впрочем, остальные его отнюдь не уговаривали: хлеба было немного.

– Конечно, мы все сделаем, – подтвердил и Павлик. – В самом деле, можешь не сомневаться. Вопрос только в том, как тебе в Москву попасть?

– Поездом, как еще? – пожал плечами Дунаев.

– Не так-то это просто! – воскликнул Павлик. – Билетов на поезда не существует, только для привилегированных. Уехать можно только по особому удостоверению, выданному в чеке. Конечно, так или иначе все, кому надо, эти удостоверения добывают, только суеты много и время уходит. А уж в пути… Поезда стоят на полустанках, пропуская фронтовые эшелоны, и до Москвы, бывает, добираются только на третьи сутки, а то и позже. И пассажиров в этих поездах мордуют проверками документов. Чуть что не так – высаживают. Даже тебе может плохо прийтись, хоть ты теперь и эстонский коммунист.

Павлик задумчиво взял подгорелый сухарь, хрустнул им и схватился за челюсть:

– Маман, не держите хлеб на печке так долго, я чуть зубы не переломал.

– А ты размачивай, как я, – посоветовала Людмила Феликсовна, окунавшая свой сухарь в стакан с выцветшим чаем.

– Зачем тогда вообще было жарить? – буркнул Павлик и продолжал: – Неразбериха, конечно, на железной дороге невообразимая. Но нет правил без исключений, даже в Совдепии. Каждый день в одиннадцать из Питера в Москву уходит поезд особого назначения. Возможно, Верховцевы именно им и уехали.

– Это что же за особое назначение такое? – удивился Дунаев.

– Правительственные чины с его помощью общаются между собой, – объяснил Павлик. – Отправляют срочные документы, сами мотаются на совещания… Большевики отчего-то страшно любят совещаться! Вот помяни мое слово: их затянет бюрократическое болото, если, конечно, эта власть укрепится.

– Не дай бог! – простонала Людмила Феликсовна.

Дунаев только вздохнул безнадежно.

– Это скорый поезд, – продолжал Павлик, – он идет без задержек, в девять утра уже прибывает в Москву. Но разрешение на поездку в нем достать практически невозможно.

– А я на что?! – вдруг выскочил из своего угла Файка, словно чертик из табакерки.

– А что ты, Сафронов? – удивился Павлик. – Ты тут при чем?

– А при том, что я в железнодорожной бригаде еще месяц назад служил, – похвастался Файка. – У меня там землячок пашет – аккурат на этом самом поезде. Он не откажет до Москвы нас с Леонтием Петровичем довезти! Только надо сгонять в депо, узнать, когда он поезд поведет. К тому ж у него кондуктор свояк – небось хоть не в вагоне, то в теплушке какой сыщет нам место, чтобы не пришлось на паровозе дым глотать.

– Нам? – удивился Дунаев. – Ты что, со мной в Москву собрался? Нет, это лишнее.