Одно преступное одиночество - Анна Данилова

Вот теперь она сидела передо мной полыхающая, как раскаленный уголь. По вискам ее струился пот. Думаю, этот короткий, но яркий, эмоциональный монолог дался ей с трудом.

– А как же моральные качества? Вы думаете, что женщина, способная вот так запросто оболгать другого человека, чтобы только достичь своей цели, может стать хорошей женой и матерью? Вы серьезно?

– А вы зачем пришли? Чтобы наказать меня? Или с угрозами? Что вы хотите? Я, кажется, вас-то лично никак не задела. Наоборот, я хотела вам только добра, счастья.

– Скажите, Светлана, если вы следили за мной, то могу предположить, что следили и за Леной? Можете не отвечать, потому что и так все ясно. Скажите, у Львова была женщина?

– Понятия не имею, – как-то уж очень поспешно и легкомысленно ответила Жарова.

– А если вспомнить?

– Знаю только, что он редко бывал дома, что главным для него была не семья, не жена, а просто квартира, жилище, место, куда бы он мог возвращаться после своих приключений.

– Каких приключений?

– Не знаю. Но где-то он пропадал. Куда-то же он уезжал, разряженный, напомаженный, благоухающий духами. И возвращался, уставший, в свою норку. Счастливый и довольный.

– Света, его убили, и тот человек, который это сделал, может быть опасным и для Лены. Быть может, вы все-таки поможете мне и расскажете все, что вам известно о Львове? Быть может, вы видели его с кем-то?

– Нет, он всегда уезжал и возвращался один. А Лена, как клуша, сидела дома. И это вместо того, чтобы поехать к вам, познакомиться с вашими детьми, жить с вами!

Она разговаривала с видом обреченного человека, который и так понял, что проиграл, что планы его необратимо порушены, а потому как бы и нет смысла продолжать что-то скрывать. Однако и помогать мне особенно-то она не стремилась.

– Скажите, где вы были 29 октября вечером? – спросил я ее на всякий случай.

– Здесь, на своем рабочем месте.

– Есть свидетели?

– Да все! Я была на своем рабочем месте. А что? Думаете, это я пришила Львова? Да? Чтобы освободить вашу Лену и позволить ей стать вашей женой? А потом придумала эту фишку с подслушанным разговором в ресторане? Неужели я произвожу впечатление такой отчаянной дуры?

– Вы можете хотя бы связаться с Геннадием Неустроевым, следователем, и признаться ему в том, что никакого разговора не было? Что вы придумали все это из ревности?

– Могу, конечно. Да только что мне за это будет?

– Что вы хотите? Денег? Сколько?

– Свидания с вами хочу.

Она подняла на меня свои глаза, и они стали темнеть, наливаться каким-то странным лиловым светом. Я даже почувствовал, как кожа моя покрывается мурашками. Дьяволица.

– Вы серьезно?

– Вполне. Причем в вашем номере.

Я вдруг отчетливо представил себе Светлану, входящую в наш номер после того, как там побывали мы с Леной. Как она разглядывает все то, что осталось после нашего свидания, – оставшиеся фрукты в вазе на столике, коробка с конфетами, недопитое шампанское, какой-то милый женский сор из сумочки (забытая помада, носовой платочек, салфетка, фантик)…

Возможно даже, она ложится на постель, вдыхая в себя аромат подушки Лены, слабый аромат ее духов. Закрывая глаза, представляет себя на месте своей соперницы.

– Света, – повторил я, отгоняя от себя фрагменты назойливой картинки, – Львова убили! И вы, человек, активно интересующийся жизнью этой семьи, могли заметить что-то очень важное, что помогло бы найти настоящего убийцу.

– Я не то, что заметила, я знаю что-то очень важное, – внезапно сказала она, при этом как-то не очень красиво, криво, точно ее свела судорога, усмехнувшись. И я подумал еще тогда, что вся жизнь этой молодой женщины в последнее время искрит током нервозности и неспокойствия и что она уже, может, и рада бы все остановить, да не в силах, и продолжает двигаться вперед, к становящейся все туманнее и бессмысленнее цели, и знает, что выглядит глупо, но все равно летит в пропасть. Вот и сейчас – что еще она придумала? Каким следующим будет обман?

– И что же вы знаете?

– Вы же мне все равно не поверите, – и снова эта усталая усмешка.

Я промолчал, предполагая, что она все равно не выдержит и заговорит.

– Он бывал здесь, – наконец выпалила она на выдохе.

– Кто?

– Муж ее, кто же еще? Львов, конечно!

– В каком качестве? – спросил я, допуская вариант посещения Львовым «Геро» в качестве посетителя в компании тайной любовницы. Хотя такое совпадение уж точно попахивало бы ложью со стороны Жаровой.

– В качестве обманутого мужа, вот! Да-да, а вы как думали? Вероятно, он проследил за своей женой или нанял кого-то, потому что точно знал наш адрес. Во всяком случае, первый раз он заявился еще полгода тому назад с видом человека, занятого поисками своей знакомой. Искал он, понятное дело, Елену Львову. Я сказала ему, что у нас такая не проживает, не останавливается и все такое. Проигнорировала я и предъявленное им фото Львовой. А как иначе? Если бы мы выбалтывали все тайны наших посетителей, то мы бы их всех и растеряли! И «Геро» бы закрылась.

Что было потом? – перебил я ее. – Он приходил еще раз?

– Да, и неоднократно. Как-то в душевной беседе (он был явно подшофе) Львов признался мне, что ищет свою неверную жену. Я ответила ему, что уж такую красотку я бы наверняка запомнила. Нет, сказала я ему, ее здесь, в «Геро», никогда не было. Но я-то понимала, что он ее пасет! Больше того, он бывал здесь и в те дни, когда его жена была здесь, с вами. Но я ее не выдала. Не он первый, не он и последний обманутый супруг, рыскающий по «Геро» в поисках любовников!

И тут я понял, к чему она клонит.

– Светлана, вы хотите сказать…

– Да я не то, что хочу, а говорю открытым текстом: Львов знал об измене своей жены, сильно переживал, из чего следует, что он ее любил, а потому никогда не дал бы развода. Вот поэтому-то Львова ваша и решила от него избавиться. Уж не знаю, что она там с ним сделала… отравила или зарезала…

У меня от удивления глаза на лоб, что называется, полезли. Она себя вела так, словно на самом деле не знала, как погиб Львов.

– Грубая работа, – сказал я, решив, что меня снова разводят, как ребенка. – А Неустроеву вы все-таки позвоните и признайтесь, что обманули следствие. Если же вы этого не сделаете, то я сделаю это сам. И когда найдут настоящего убийцу, вам не поздоровится.

Она сразу вдруг поскучнела. Откинулась на спинку стула и, сдерживая слезы, часто задышала.

– Понимаю, я все понимаю… Но что делать-то? Сердцу не прикажешь. Что могла, я сделала. Все вам рассказала, объяснила, но вы мне все равно не верите. Говорю: Львова ваша – очень опасная женщина. Оставьте вы уже ее! Неужели вы не понимаете, что у нее свои планы, глубоко личные, замешенные на большом бизнесе, на деньгах?