Раки-отшельники - Анне Биркефельдт Рагде

— Послушайте, — сказал агент. — Я с удовольствием продам вашу квартиру, но если это — единственная причина, то я просто вас обману, не сообщив о возможности перепланировки. Ваша ванная комната больше восьми квадратных метров, при такой площади это вообще не проблема. Зайдите и спросите в магазин, где продают сауны. Если вам там ничего не понравится, звоните мне. Если вы мне не позвоните, придется мне себя уволить за упущенную сделку. Но я как-то не могу поверить, что баня — это единственная причина. К тому же, было бы очень нехорошо, найди я вам квартиру с ванной точно такой же площади, но с парилкой.

— Честность превыше всего, — спокойно сказал Маргидо.

— Где-то я это уже слышал, — ответил агент.

Он зашел в магазин саун в обед на следующий день и получил целую кучу брошюр. Он едва верил собственным глазам. Он мечтал об этом годами и ни разу не удосужился проверить реальные возможности. Компактная сауна. Самая маленькая. Требует только нужной высоты потолков и площади, не превышающей площади ванны. Паровой генератор, вмонтированный в потолок, наполняет помещение паром, а ты сидишь на одной деревянной скамейке, поставив ноги на вторую, и за спиной у тебя тоже дерево. Закончив париться, откидываешь скамейку и вдруг оказываешься посреди душевой. Кафель на полу и на стенах, аккуратная арматура. А если передвинуть раковину, ему хватит места для еще более просторного углового варианта.

Выйдя из магазина, он испытал колоссальное облегчение, смешанное с детским нетерпением, не мог сдержать улыбку, случилось настоящее чудо.

И ему не надо переезжать.

Они придут снять точные размеры, до воплощения мечты осталось совсем немного времени, и у него будет все, что ему нужно в этом мире.

— Спасибо, Господи, — прошептал он.

Так много поводов для радости. Вчерашний разговор с Туром, когда они друг другу улыбнулись, и то, что Тур пригласил Крюмме приехать летом, у них еще есть надежда. Вдруг он вспомнил Новый год, и радость слегка поугасла, впрочем, Эрленд уже все забыл, а может, и не расслышал ничего в окружавшем его шуме.

Ему захотелось купить булочки в офис. Дамы обрадуются, они много работают, надо бы повысить им зарплату, не сильно, ровно настолько, чтобы они поняли, как он их ценит. Он зашел в кондитерскую.

— Пожалуйста, три вот таких с орешками и шоколадом. И, может быть, еще три берлинских булочки. С начинкой.

Она возбуждалась от одного его взгляда, особого взгляда, который она научилась узнавать, что-то менялось в его глазах, они становились уже и темнее, как у Стирха — молодого кобеля, больше всего напоминавшего волка. После той ночи две недели назад, когда она лежала дома в темноте и думала, что все кончено, потому что он не отвечал на ее сообщения, а она чувствовала себя жалобной озабоченной теткой, которую избегают мужчины, что-то изменилось.

Позже он рассказал, что заработал в ту ночь больше двухсот тысяч крон. Она не понимала, как это возможно, о таких вещах знаешь, но никогда вполне в них не веришь. Он позвонил ей на работу, когда она ассистировала на операции — боксеру зашивали рану на лбу, — и она с трудом удержала пинцет, помогая Ане класть шов. Телефон заиграл его особую мелодию в кармане брюк.

— Какой необычный звонок, — сказала Аня, поправила лампу над столом и взяла первую скобу, которая держала края будущего шва между бровью и веком.

— Это мелодия из фильма, — сказала Турюнн.

— Я ее слышала, но не понимаю, откуда она.

— «Хороший, плохой, злой» — итальянский вестерн.

Но он всегда был первым. Готовил еду и рассчитывал, что она приедет, когда он позвонит, и просил ее приехать, и она приезжала. А когда он говорил, что собирается работать, она должна была оставить его в покое, ведь он зарабатывал сотни тысяч.

Вот она делает последние повороты на дороге между елями высотой с башню, она приняла душ, надела чистые джинсы и свитер и совсем новую флисовую куртку «The North Face», чуть круче всей остальной ее спортивной одежды, она была уверена, что ему понравится. Она немного опаздывала, пришлось консультировать все семейство хозяев Неро. Щенок выбрал роль семейного баловня и здорово рычал на всех по очереди. Она посоветовала им вернуть щенка заводчикам, но они к нему уже слишком сильно привязались, поэтому собирались сами взять быка за рога. Вообще-то ей очень хотелось позвонить заводчику и всыпать ему по первое число, он же с самого начала видел, что Неро — доминирующий альфа-тип, и ни за что в жизни нельзя его продавать в семью с маленькими детьми, где раньше никогда не держали собак.

Вдруг на дорогу выскочил заяц, она резко повернула, всего в нескольких сантиметрах, но потом увидела в зеркало, что зверек поскакал дальше, целый и невредимый. По счастью, она ехала на зимней резине с только что протертыми фарами, дорога не освещалась.

Она надеялась остаться у него на ночь, но если ему надо работать…

Такое тоже случалось, ему приходили сообщения по электронной почте поздно вечером, и появлялся этот отчужденный взгляд. Денежный взгляд, как она называла его про себя. Когда он получал важное сообщение на почту, ему тут же приходило уведомление на мобильный, а его он отключал только на санных выездах с собаками.

И этого она понять не могла. Он соскочил со своих крысиных бегов, чтобы заниматься собаками, но был доступен компьютерам, как только собаки стояли сытые в псарне. Разве это — свобода? Если в том или ином уголке Земли всегда рабочий день, и он всегда знал, сколько где времени? Но последние две недели она спала у себя дома только три ночи, и думала о нем весь день, когда они не были вместе.

Тем временем, повинуясь чувству долга, она регулярно звонила матери, не упоминая Кристера, и повторяла до одурения, что Сисси будет лучше продать дом и поделить выручку с Гюннаром. То, что в этом доме она провела детство, ее мало заботило. Она была уже слишком взрослой, чтобы рыдать над детскими привязанностями. Хотя, конечно, расчищать чердак, где, как она знала, стоят ящики, полные детства, будет непросто. Игрушки и книжки, тетради и альбомы для рисования со школьных лет. Одежда, лыжи и коньки, тарелка для катания с горки и ее первые финские санки, которые Гюннар покрасил в ярко-красный цвет, чтобы никто их не украл.

С Гюннаром с того дня, как они виделись в кафе и он держал речь в свою защиту, она больше не встречалась. Не могла, хотя он оставил несколько сообщений на ее автоответчике. Интуитивно она понимала, что он хочет попросить ее выступить от его имени и помочь с продажей дома. Знал бы он, что она и так это делает. Мать была замечательной женщиной, надо только переступить через свой позор, и она расцветет, — как говорил Гюннар. Вероятно, даже найдет работу, у нее были обеспеченные подруги, которые работали ради собственного удовольствия в художественных галереях, в маленьких магазинах бижутерии, и еще занимались благотворительностью в клубах типа «Ротари». Ей нельзя сидеть сложа руки, она не из того теста. Все годы, когда она, так сказать, «сидела дома», она была полна энергии, даже водила экскурсии по Осло для приезжих дамских клубов и прочих прекрасных сообществ. Но едва ли получала за это деньги, поскольку на жизнь ей хватало. А теперь придется получать зарплату. «Ее не надо жалеть», — утешала себя Турюнн в энный раз. Но Сисси должна прийти к этому сама.