За гранью дозволенного - Митч Каллин

— Пожалуйста, купите это, купите это, хорошо?

Он следовал за ними туда-сюда по проходам, его враждебность росла с каждым предметом, добавленным в тележку, он говорил: «Как ты можешь спать, зная, что они сделали со мной? Как ты можешь жить в комфорте, храня свои секреты? Ты принимаешь как должное все те вещи, которых у меня больше нет, — покупки, поручения, обычный семейный ритуал…»

Он был уверен, что Поло больше не будет спать крепко. Утро придёт, и Росас вломится и в его жизнь; всё, что нужно сделать, — последовать за ним из магазина, посмотреть, в какой из автомобилей сядет, запомнить его номер, а затем оставить сообщение на автоответчике детектива («Теперь вы наконец сможете дать мне жить, теперь вы перестанете меня преследовать!»).

Он бы так и поступил, если бы Поло не оставил тележку и не двинулся быстро в сторону по магазину, руки глубоко в карманах. Даже если так, он следовал за ним, словно магнит, двигался через магазин — мимо секции свежего питания, мимо мясного отдела, — сквозь вертящиеся двери, которые вели в тёмный длинный коридор. Поло шагал не оборачиваясь, даже не зная, что кто-то следует за ним по пятам, — не убавляя шага, толкая дверь мужского туалета и входя внутрь.

Задержавшись в коридоре, Джон перевёл дух — вдыхая собственное одиночество, выдыхая свою решимость, — уверенный, что поблизости никого нет (другие были где-то по ту сторону крутящихся чёрных дверей, покупатели и работники, занятые тем, что ещё следует сделать). Затем он вошёл в туалет, туда, куда двинулся Поло, шаркая по белой плитке, задержался у ряда раковин — на секунду он испытал облегчение оттого, что в туалете больше никого не было. Оглядываясь, обнаружил, что пересчитывает кабинки (три), раковины (четыре), зеркала (четыре), резервуары с мылом (два), писсуары (пять). Однако он не мог по-настоящему рассмотреть разницу между туалетом «Сэйфвей» и туалетом парка Миссии, это пришло только позже: как хорошо здесь, как современно и уютно — пол вымыт до блеска, раковины отдраены и выглядят как новенькие.

Он шагал, заглядывая под кабинки, и заметил чёрные брюки Поло в задней кабинке, на его докерах складками собрались брюки (конечно, думал он, конечно…); три свободных кабинки, три возможности, однако привычка привела его в самую укромную. Он будет ждать, пока Поло выйдет, чтобы в конце концов поприветствовать его в туалете: отличное место для любого разговора, рассуждал он. Почти такое же разумное, как парк Миссии.

Приблизившись к дальней кабинке, слушал, как Поло шуршит туалетной бумагой, вытирая начисто те нервные окончания, которые когда-то ласкали его пальцы. Вскоре Поло встал, натянул штаны, застегнул ремень, затем спустил воду в унитазе. И когда дверь кабинки открылась, полный решимости Джон закрыл проход, его неожиданное присутствие испугало Поло.

— Ты мне поможешь, — вот когда он прошептал слова, не задерживаясь ни на мгновение. — Ты должен мне помочь.

— Извините, — сказал Поло, отступая назад. — Извините, — повторил он снова, пытаясь протиснуться мимо.

Джон не подал виду, что услышал его, одновременно не давая Поло уйти. Пот блестел у него на лбу, поблёскивал в бороде. Теперь Поло придётся подождать, сказал он, потому что он ждал достаточно долго. Это Поло он пытался найти.

— Теперь ты поможешь мне.

Правда, выражение лица Поло не выказывало ни малейших признаков симпатии или узнавания, только опасение и страх — недоверие к незнакомцу, стоящему перед ним, к небритому человеку, удерживающему его в кабинке.

— Прошу простить — не дадите ли вы мне пройти?..

Он положил руку на грудь Поло.

— Это я, — прошептал он. — Ты меня знаешь.

— Послушайте, я вас не знаю, ладно? Подвиньтесь…

— Разве ты не видишь, это я, — перебил он, заталкивая Поло глубже в кабинку. — Из парка Миссии. — Он вдвинулся внутрь. — Каждый четверг и субботу. — Закрыл дверь кабинки, запер её и, касаясь грудью его груди, прошептал: — Это я.

Только тогда он заметил, как челюсть Поло отвисла, но в то же мгновение узнавание сменилось маской отрицания.

— Мне очень жаль…

Несмотря на то, что он смотрел на него с надеждой, несмотря на то, что он изучал его.

— Прошу меня простить — вы меня смутили…

— Даже зная правду, даже когда он рассказал о своём деле («Без тебя у меня ничего не получится, я не смогу очистить своё имя от подозрений, я влип — но ты пойдёшь со мной к детективу, скажешь ему — это не займёт много времени, это спасёт меня, — и твоя семья не услышит ни слова, я обещаю»).

— Я извиняюсь, я не знаю, о чём вы здесь говорите, — в самом деле, я не могу вам помочь!

Он стал умолять, он говорил: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» — словно ребёнок охваченный гневом.

— Послушайте, я не могу вам помочь, вы что не понимаете?

— Пожалуйста, у меня никого нет, мне некуда идти; я так долго пытался найти тебя — помоги мне.

Поло кивнул, скосил глаза, словно вежливость взяла в нём верх. Затем успокаивающая рука легла на плечо Джона:

— Ну хорошо, во всяком случае, я могу для вас кое-что сделать, хорошо?

— Спасибо. — Джон на мгновение вспомнил те дождливые вечера в туалете парка Миссии с Поло, те минуты в дальней кабинке, которые сейчас казались такими идеальными, сущей мечтой.

— Я могу немного помочь.

Рука убралась с плеча Джона, исчезла за спиной Поло и вернулась с бумажником. Затем он, не веря своим глазам, смотрел, как материализовались две двухдолларовые купюры, зажатые между пальцами Поло.

— Это всё, что я могу для вас сделать.

Поло взял его за руку, вложил в неё купюры.

— Это немного поможет, теперь вы не возражаете, я пойду?

— Мне не нужны твои деньги.

— Послушайте, я был с вами терпелив, вы впустую тратите моё время, пожалуйста, подвиньтесь, не то я сам вас подвину.

Поскольку Поло вернул бумажник в карман, Джон дал долларам упасть на пол.

— Не отвергай меня — как ты смеешь — ты мне нужен…

С Поло было достаточно; он навалился на Джона, ухватился за замок кабинки, только для того, чтобы его с силой оттолкнули назад.

— Не отвергай меня…

— Позвольте мне выйти, — заявил Поло раздражённо. — Вы меня выпускаете, я вас впускаю, или я вызову полицию и скажу, что вы меня изнасиловали, понятно?

Джон покачал головой и ничего не сказал. Ещё раз Поло тщетно потянулся к замку, протискиваясь мимо Джона с криками:

— Помогите! Помогите!..

— Заткнись, — прошипел он в панике. — Заткнись!

— Кто-нибудь… пожалуйста!..

Как он теперь ненавидел Поло, как он презирал самый его вид — трус, такой же, как Росас, такой же, как Джулия, такой же бесполезный, не прощающий и жестокий, как все остальные.