Лилит (сборник) - Алексей Мефодиев

Тогда я позвонила Бернгольцу.

– Артур Серафимович?

– Да, это я. С кем имею честь? – ответил размеренный баритон человека среднего возраста, который, очевидно, никуда не спешил.

– Это Вас беспокоит Ирина. Фамилия моя Скобликова. Я риэлтор. Вам удобно сейчас говорить?

– Вполне, Ирина. Говорите, только не знаю, чем могу быть Вам полезен, – любезно отвечал баритон.

– Видите ли, полгода назад Вы продали квартиру в районе метро Профсоюзная. Я бы хотела буквально пять минут Вашего времени, лично поговорить с Вами, подъехать…

– Знаете, Ирина, обсуждать тут совершенно нечего, – суховато перебил он меня. – И попрошу Вас больше меня не беспокоить, – в трубке послышались короткие гудки.

В офисе меня вызвал к себе заместитель финансового директора.

– Срок твоего кредита заканчивается, Ирина. С завтрашнего дня пойдут штрафные проценты. Что собираешься предпринимать?

– Нуууу, – протянула я неопределенно.

– Не валяй дурака, Ирина. У всех бывают проколы. Продавай почем-нипочем.

– Но я хочу разобраться…

– В чем разобраться?

– Посмотрите, мы и так уже на двадцать процентов ниже рынка стоим, а она не продается. В чем дело, хочу понять!

– Только себе хуже сделаешь. Надо уметь принимать свои ошибки, Ирина. Снижай цену!

– Я же говорю, я хочу разобраться. Еще две недели дайте хотя бы!

– Черт с тобой, две недели бери, совсем оглупела, видно. Тебе проценты платить!

На следующий день с утра я отправилась на Профсоюзную. У меня не было конкретного плана, но я надеялась, что придумаю что-нибудь по дороге. Мне очень хотелось разобраться во всей этой странной истории.

Светило тусклое ноябрьское солнце. У подъезда сидели две бабки и лузгали семечки. Я направилась к ним.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.

– Добрый, – сказала одна из бабок, и обе, отложив семечки, уставились на меня.

– Хороший нынче денек.

Бабки молчали.

– Хороший у вас тут дворик.

– Не жалуемся, – ответила одна из бабок и добавила, – а ты что хочешь-то?

– Да вот думаю квартиру в этом районе купить. Как у вас, спокойно тут?

– Да вроде днем спокойно. Вечерами бывает хулюганют, а так спокойно.

– А в Вашем подъезде как? Спокойно все?

– В нашем – спокойно.

– Я думаю, может в Вашем доме квартиру и купить.

– А у нас разве продается что? – спросила одна из бабок, глядя на другую.

– Да вот, на четвертом этаже, – ответила я.

– Это Митрофанова бывшая, что ли? – спросила другая бабка, глядя на свою подружку.

– Его, его, она уж как год стоит пустая, не живет никто, – ответила та ей.

– А где этот Митрофанов? Я хотела бы с ним поговорить, – спросила я, чувствуя, что напала на след.

– Митрофанов! Так его уж давно нет.

– Уехал, что ли?

– Да, уехал, на тот свет уехал, – злобно пошутила одна из бабок.

– Нехорошо так Нюра о мертвых, – сказала ее подруга.

– Так он и из жизни нехорошо, не по-христиански ушел, да и жил как не приведи господь… – сказала Нюра насупившись.

– А как он умер? – перебила я.

Бабки помолчали, а потом Нюра недовольно пробурчала:

– Повесился он, вот как. Когда квартиру вскрывали, не помнишь, что ли? Запах жуткий еще был. Вскрыли дверь входную, а он там, в большой комнате под потолком и болтается, значит. Разлагаться уже начал. Это что, по-христиански будет? А, Клав?

– Тебе бы такое вынести, Нюра! Я бы на тебя посмотрела, – сказала Клава.

– Мне этого выносить ни к чему, я по-другому живу. Я еще, кажется, никого не уморила.

– А он, значит, уморил?

– А то, – раздраженно глядя себе под ноги, бурчала Нюра. – Эту, как его, сожительницу свою, девку молодую, Соньку, он и уморил. А кто же еще? Крики-то какие в квартире стояли по ночам, как будто там режут кого! А рожа его одна бандитская чего стоила!

– Никакая она ему не сожительница была, а дочь, – вставила Клава.

– Вот и я говорю: то ли дочь, то ли сожительница, – злобно проговорила Нюра. – А может все вместе и будет.

– Тьфу! – сплюнула Клавдия. – Какую гадость ты говоришь…

– Да уж как есть…

– Никто ее не морил. Задохнулась она – астма у нее была. Скорая к ним через день – каждый день приезжала, откачивали ее, а тут не успели, значит.

– А скорая просто так не опаздывает, – злобно бурчала Нюра. – Что он там с ней делал-то там? Кричала она как ненормальная! Спать мне не давали по ночам. И ребеночка он ейного тоже уморил.

– Ну что ты говоришь опять, Нюра? Ребенок с нянькой с балкона упали, несчастный случай просто.

– Как это с балкона упали? – встряла я в разговор.

– А так, нянька с ребеночком оперлась на перила, а они вниз и поехали. Старые были. С четвертого этажа и вниз! – пояснила Клавдия.

– Как же, несчастный случай! Сейчас тебе! А вопли детские по ночам почему раздавались, как будто резали кого? Все одно к одному будет! И все в один год произошло. А потом уж наследники появляться стали, только не видно никого из них чтой-то больше, – насупившись, бубнила Нюра, а потом, помолчав, добавила, – водичкой бы святой после них квартиру опрыснуть надобно, да помолиться бы за них, а то, боюсь, не успокоятся, бесы проклятые. Ну ладно, пошла я, Клав, внука из школы забирать.

И она, кряхтя, начала подниматься со скамейки.

– И я пойду. Мне в магазин еще надо сходить.

И бабки ушли, а я осталась сидеть на скамейке, обдумывая все услышанное. Теперь мне стало понятно, почему квартира не продавалась! Но не было понятно, что сделать, чтобы она все-таки продалась. Я сидела и ломала голову над этим вопросом. Сама я всегда была некрещеной и атеисткой, ни с какими сверхъестественными явлениями в жизни не сталкивалась. Но как тут не поверишь? Факты налицо! А что если бабка Нюра права, тогда, следуя ее логике, надо – что она там говорила? – помолиться за них и святой водой квартиру опрыскать? Точно! Так и сделаю, должно помочь!

Так я впервые в жизни отправилась в церковь, набрала там святой воды и к вечеру того же дня оказалась в проклятой квартире. Мне стоило больших трудов заставить себя повернуть ключ в скважине и войти внутрь. Отвратительный земляной запах ударил мне в нос. Я сразу же начала разбрызгивать святую воду по квартире, а потом помолилась, как я это себе понимала, за души усопших, то есть, пробормотала что-то вроде «спаси и сохрани их». Через минуту я уже была на улице – бежала домой.