Первая Мировая. Война между Реальностями. Книга вторая - Сергей Борисович Переслегин

и с участием в Первой мировой войне на стороне России, которая входила в коалицию, враждебную Болгарии и ее союзникам.

Здесь придется сказать, что Болгария, начав Вторую Балканскую войну, допустила тяжелейшую ошибку, исправить которую военными средствами не представлялось возможным. То же самое можно сказать и о вступлении страны в Первую мировую войну на стороне Центральных держав. Р. Радко-Дмитриев полагал, что Россия — естественный союзник Болгарии, и действовал соответствующим образом. Он был прав, и болгарские правящие круги, если не «общественность», это подозревали. Проблема состояла в том, что по ряду причин Болгария всегда будет выступать против Сербии, а Россия в мировую войну и годы ей предшествующие выступала в качестве союзника Сербии.

В современной России Р. Радко-Дмитриева то записывают в национальные герои, то обвиняют в тяжелейших ошибках в кампаниях 1914 и 1915 годов, а также в весьма неудачной для России Митавской операции. В этом, конечно, есть большая доля правды.

Последнее сражение за Польский балкон

Свои проблемы были и у руководства Центральных держав. Достигнут успех, его нужно развивать, но как? Продолжать наступление на Волыни? Начать боевые действия против русских армий на левобережье Вислы? Атаковать линию Нарева? Сосредоточить превосходящие силы против вступившей в войну Италии?

При этом нужно учесть, что Э. Фанкельгайн совершенно не сочувствует продвижению вглубь России и хочет не позднее сентября вернуть на Западный фронт взятые оттуда дивизии.

Австро-германское военное руководство переоценивает свои успехи в Галиции, действительно потрясающие, и решает попробовать сразу все.

Летние операции начинаются с уже привычного конфликта Э. Фанкельгайна с командованием на Востоке.

Начальник генерального штаба предполагает нанести главный удар на Наревском фронте, Э. Людендорф и П. Гинденбург настаивают на более широком охвате — от Немана в обход Ковеля на Вильно и далее на Минск[60]. Вильгельм II принимает сторону Э. Фанкельгайна и приказывает «12 июля прорвать русские позиции на Нижнем Нареве по обе стороны Прасныша». Э. Людендорф, однако, готовит два наступления — на юг силами группы Гальвица, переименованной в 12-ю армию, и на восток силами только что сформированной Неманской армии.

В это же время «австрийский сектор» делится на две группы: Северную фон Макензена (4-я австро-венгерская и 11-я германская армии) и Восточную (остальные армии). Макензен наступает на север в междуречье Вислы и Буга, Восточная группа продолжает операцию в Галиции. Понятно, что по мере продвижения Макензена на север между группами образуется разрыв, и оба его фланга оказываются открытыми. В разрыв между Северной и Восточной группами назначен корпус, но пока он не подошел, 11-я армия должна будет сама обеспечивать свой южный фланг. Северный фланг должна прикрыть 1-я австро-венгерская армия, для чего она должна быстро подвигаться к Висле.

Таким образом, летом 1915 года почти одновременно австро-германцы ведут пять операций: с севера на юг — Риго-Шапельскую, Праснышскую (Наревскую), Ивангородскую, Люблинскую (Грубешовскую) и Волынскую.

С формальной точки зрения нечего возразить: геометрия операции идеальна, русским армиям в Польском выступе угрожает расчленение, окружение и полное уничтожение. В действительности, однако, удары наносятся отдельными армиями, ни одна из которых не является достаточно сильной. По сути, план исходит из того, что русский фронт уже распадается, и в сущности все равно как здесь «играть».

Приходится заметить, что у превосходной немецкой военной машины были свои недостатки. Немцы — и в Первую мировую войну, и во Вторую — были склонны переоценивать достигнутые успехи и очень спешили с реализацией достигнутого преимущества. В результате оперативный замысел, цельный на этапе сражения, на этапе преследования размывался в нечто неопределенное, построенное не столько на стратегии, сколько на жадности: схватить все и сразу, и сделать это минимальными силами.

Можно сказать, что немцы плохо разбирались в соотношении времени и темпа. Они полагали, что преждевременной переброской корпусов на восток в августе 1914 года или постановкой активных задач каждой армии Восточного фронта в июне 1915 года, выигрывается время, однако, в действительности, происходила потеря темпа.

Данный урок Первой мировой не был усвоен, и в следующей войне немцы точно так же спешили с реализацией преимущества. При осуществлении плана «Барбаросса» это привело к катастрофическим для них последствиям.

Люблинская, Ивангородская и Волынская операции

Главная ударная сила наступления в междуречье Вислы и Буга, 11-я германская армия устала до последней степени, тылы отстали. Возможности быстрого развития операции дополнительно ограничивались еще и тем, что 11-я армия сама обеспечивала свои фланги и отчасти тыловые сообщения[61].

Российская Ставка считает поворот армии Макензена на север само собой разумеющимся и реагирует хотя и формально, но достаточно эффективно. Третья армия переподчинена Северо-Западному фронту, на ее левый фланг направлена новая 13-я армия (23-й, 29-й, 31-й армейские, 2-й и 5-й кавказские корпуса)[62], прикрывшая стык с Юго-Западным фронтом.

Германские войска продвигались вперед достаточно медленно и остановились на рубеже Люблин — Холм. Первая австрийская армия вышла на подступы к Иван-городу, следуя в эшелоне за 4-й, которая, в свою очередь, отставала от 11-й германской на один дневной переход.

В российской историографии это германское наступление обычно рассматривается, не как самостоятельное сражение, а как инерционное завершение Горлицкого прорыва.

То же самое относится и к Волынской операции. К середине лета силы австрийцев на Восточном фронте уменьшились на два корпуса, отправленных в Италию, 3-я армия готовилась к переброске на Балканы[63]. В этих условиях из наступления ничего путного не вышло, что не рассматривалось австро-венгерским руководством, как проблема.

Несколько позднее, в конце августа — начале сентября, перегруппировав войска, австрийцы нанесли сильный удар на Луцк и Сарны, вызвав в штабе Юго-Западного фронта кратковременную панику и разговоры о неизбежности отхода за Днепр. Все, впрочем, закончилось позиционными боями на реках Стырь и Стрыпа.