Мученик - Рори Клементс

Открылась дверь. Уолсингем немного постоял, оглядывая собравшихся чиновников, затем нетвердой походкой подошел к столу. Он был бледен, и Шекспир подумал, что Уолсингему еще хуже, чем в тот день, когда он посещал его в Барн-Элмсе. Господин секретарь и в лучшие времена почти не улыбался, но теперь его лицо казалось неподвижным и вытянутым. Взгляд его темных глаз был устремлен вперед. Он сел на свое место во главе стола. Сплетни его не интересовали.

— Я собрал вас здесь по поводу, который касается будущего нашей королевы и английского королевства. — Он достал и продемонстрировал письмо. — Господин Фелиппес уже знает содержание этого послания. В нем заключено мощное и бесспорное свидетельство того, что этим летом испанский флот выступает с походом на Англию. По нашей информации в Сантандере в полной готовности стоят шестнадцать новых галер водоизмещением более ста тонн. Еще четырнадцать галер того же водоизмещения находятся в Гибралтарском проливе. В Ларедо стоят восемь новых патаче, я полагаю это то, что мы называем пинасами, и шесть галеонов водоизмещением триста тонн и четыре водоизмещением двести тонн в Сан-Себастьяне. В Билбао — еще шесть патаче, в Фигерасе — четыре новых барков водоизмещением сто тонн. Будут построены еще суда на реке у Фуэнтеррабиа. В устье неподалеку от Севильи стоят восемь больших галеонов водоизмещением триста тонн и четыре патаче. Джентльмены, подсчитайте и добавьте к сумме еще около двухсот кораблей, уже имеющихся в распоряжении испанцев: каракки, галеоны, галеасы, галеры, огромные халки, пинасы, вооруженные купеческие суда. Не хочу утомлять вас морскими терминами, но картина очевидна. Филипп собрал самый мощный флот, какого еще не видел свет, с одним простым намерением: вторгнуться в Англию и погубить Ее величество.

В комнате по-прежнему было тихо. Никто не смел усомниться в этих цифрах. Все присутствующие знали, что Уолсингем раскинул свою сеть по всей Европе и Малой Азии. Только в самой Испании у него по крайней мере четыре постоянные шпионские базы. К тому же Уолсингем был не из любителей преувеличить и поднимать панику; если он обеспокоен, то и им следует обеспокоиться.

— Это означает, что мы должны отправить Дрейка в плавание, дабы как можно скорее потопить испанский флот. Мы должны оттянуть вторжение Филиппа до тех пор, пока не укрепим наш собственный флот и береговую оборону. — Он многозначительно посмотрел на Шекспира. — Полагаю, я ясно выразился.

Шекспир кивнул.

— Да, господин секретарь.

— Итак, самое главное — безопасность Дрейка, недостаточно просто защитить его, хотя я уверен, что господин Купер выполнит свою работу самым искусным образом. Всем вам известно, что Мендоза послал наемника, чтобы убить сэра Френсиса. Необходимо выследить его и уничтожить, как бешеную лисицу, прежде чем он успеет причинить вред. Он не должен даже приблизиться к вице-адмиралу. Сообщников, если таковые у него есть, также придется обезвредить.

Шекспир пригладил рукой волосы. Сказать легко, господин секретарь, первое, что пришло ему на ум. Сказать легко, сложнее сделать. Лондон наводнен слухами и интригами, но засланный убийца-одиночка, о связях которого ничего не известно, был самым страшным ночным кошмаром тайного агента.

— Я знаю, о чем вы думаете, господин Шекспир, если у вас остаются сомнения в серьезности природы угрозы, с которой мы столкнулись, тогда послушайте еще доводы. — Уолсингем обратился к человеку, сидевшему слева от Шекспира. — Господин Миллс, теперь ваш отчет о голландской связи.

Все взоры устремились на Миллса. Он поклонился, словно актер, выходящий на авансцену, затем прочистил горло.

— Для этого, — начал он, — нам придется перенестись почти на три года назад, в день десятого июля 1584 года, когда в Делфте был убит Вильгельм Молчаливый, принц Оранский. Его смерть стала самым возмутительным деянием политического применения силы. Его тремя выстрелами из пистолета убил католик по имени Бальтазар Жерар, состоявший на службе у Филиппа Испанского. Жерара схватили почти немедленно и казнили так жестоко, что повешение, волочение и четвертование покажутся вам приятной утренней прогулкой. Его мучения длились четыре дня. Его вздернули на дыбе, подвесили за руки, связанные за спиной. Его пороли до тех пор, пока его тело не превратилось в сплошную рану. В его раны втирали соль. Его руки привязали к ногам и оставили так на ночь. После его снова вздернули на дыбе, привязав к ногам вес равный двум хандредвейтам,[42]а может и больше, так что руки были выдернуты из суставов. Его жгли каленым железом, обливали алкоголем одежду, так чтобы она прилипала к ранам. Щипцами ему отрывали куски плоти, поливали кипящим жиром. Его правую руку — руку, которая совершила выстрел, — выжгли до основания каленым железом. В довершении ему выпустили кишки, вырезали сердце, четвертовали и обезглавили, что было для него долгожданным концом страданий. Эти мучения продолжались четыре дня, господа, четыре дня.

Миллс сделала паузу, чтобы дать слушателям время осознать страшное описание наказания Бальтазара Жерара, затем продолжил:

— Вы, вероятно, решите, что он понес заслуженную кару за подобное гнусное преступление, и я согласился бы с вами. Но представьте состояние разума этого несчастного. Странно, но Бальтазар Жерар был по-своему храбр, он не кричал и не молил о пощаде. Власти Делфта сообщили нам, что, даже в самой страшной агонии, он был спокоен и не проронил ни звука. Однако временами он начинал бредить, говорил словно во сне. Он был без сознания, но его слова, возможно, являются ключевыми для нашего расследования. Он несколько раз повторял: «Мы уничтожили Галиафа, хвала Господу. О, друг мой, мы уничтожили Голиафа из Гефа». — Миллс замолчал и отпил из кружки эля. — Считалось, что Жерар действовал в одиночку, но теперь я с уверенностью заявляю, что у него был сообщник. Представители гражданского народного ополчения Делфта не исключают, что существовал второй убийца, видимо, оставшийся незамеченным в общей суматохе. Неужели все три пули были пущены из одного пистолета с колесцовым замком? Почему Жерар говорил «мы уничтожили Голиафа»? Почему не «я уничтожил Голиафа»?

Неожиданно раздался одновременно властный и ломкий голос Уолсингема.

— Но здесь мы бессильны. Если и существовал второй убийца, а я прихожу к мнению, что так оно, возможно, и было, то чем это может нам помочь? Как мы узнаем, кто он? И почему я должен думать, что он и есть тот самый человек, которого Мендоза подослал убить Дрейка? Господин Миллс…

Миллс снова глотнул эля, чтобы промочить горло.

— В Делфте произошло еще одно убийство, убили проститутку, не важно, как ее звали. Вы решите, что не существует связи между убийством падшей женщины и убийством принца, к слову сказать, одного из самых замечательных правителей во всем христианском мире. Но весьма веские причины заставляют нас полагать, что есть некая связь между этими двумя случаями.

Он снова сделал паузу, обведя взглядом сидящих, которые не сводили с него глаз.

— Жерар был недалеким, вспыльчивым молодым человеком, но кто-то решил, что он не сможет выполнить свою мерзкую миссию в одиночку. Позже в результате допросов стало ясно, что, планируя преступление, он поселился в Роттердаме в таверне под названием «Русалка», которой владел англичанин и которая, скорее всего, была публичным домом, исходя из ее названия. В ту пору в таверну часто захаживал посетитель, которого проститутки хорошо запомнили. Этот человек, фламандец, знал толк в услугах шлюх и щедро платил им за работу. Но у него были странные привычки. Он требовал, чтобы его били. Проститутки привыкли к необычным просьбам, включая и подобные акты насилия, но желания этого человека заходили слишком далеко. Будучи побит одной из женщин, он возбуждался, привязывал ее к кровати и начинал избивать ее сам. Проститутка испугалась, что он забьет ее до смерти. Содержатель публичного дома и хозяин «Русалки» выставил этого человека из своего заведения. В тот же день и Бальтазар Жерар покинул таверну. Спустя неделю в Делфте была обнаружена убитая проститутка. Ее забили до смерти в комнатах, которые снимали двое мужчин, один из которых подходил под описание Жерара, а другой — его компаньона-фламандца из таверны в Роттердаме. Раны той женщины были схожими с ранами проститутки из «Русалки», а руки ее были также привязаны к кровати. Согласно одному из отчетов он вырезал на ее теле религиозные символы. Больше ни одного из этих мужчин никто не видел, а менее недели спустя в Принсенхофе, резиденции Вильгельма Молчаливого, где принц был впоследствии убит, когда поднимался по ступенькам, появился вооруженный пистолетами Жерар. Мое предположение, которое, я полагаю, подтверждено вескими доказательствами, заключается в том, что Жерар был не один. Быть может, на месте преступления его и не было, но кто-то еще помогал Жерару разрабатывать план убийства. Так или иначе, Бальтазар Жерар действовал не в одиночку.