За все придется платить - Ирина Приль

в книге было сказано, что активировать став нужно дыханием или кровью. Резать руку не хотелось, для баловства и дыхания хватит. Свернула листик и положив карман, забыла о своей маленькой шалости.

Маргарита Максимовна была дома и суетилась, готовясь к началу учебного года. Нужно было собрать в тетради, свеженькую бумагу, а еще заточить перья и завести чернила.

–Маргарита Максимовна, здравствуйте. Не помешаю?

–Мариночка Сергеевна, рада видеть. Нет, Вы как раз вовремя. Помогите-ка мне.

Марина отсчитывала нужное количество листов, а учительница сшивала их в тетради.

–Ай! Я порезалась о бумагу. – Марина вытащила из кармана смятый листок и вытерла об него выступившую капельку крови.

–Ваши нежные пальчики, не для труда. Они для науки. Ну мы почти закончили, так, что дорогая, можете немного отдохнуть. И я приготовлю чай, мне тоже нужна передышка.

Сидя в удобном кресле, Марина разглядывала стены, завешенные полками. Те были туго набиты книгами. Тома классиков, бессмертных и всегда актуальных. Хотя сейчас их произведения казались, скорее фантастичными. Прекрасная идея посетила Марину, она ведь никогда не обращалась к художественной литературе, чтобы по ней изучать чувства. А ведь это просто кладезь примеров проявления чувств, самых разных. Возможно, сами герои книг не догадывались о том, что вообще могут такое чувствовать, и тем ценнее было прочесть, какие мысли рождались в голове автора, как он представлял себе сердце умирающего рыцаря.

–Маргарита Максимовна, можете мне посоветовать, что то, яркое, полное чувств и эмоций?

–Дайте подумать. Это очень сложно, каждая книга хранит в себе клад. Что для меня настоящее сокровище, для Вас может оказаться безделушкой. И наоборот, может, то, что сумеете пронять Вас, недоступно мне. Ну и знаете, есть книги, до которых просто нужно дорасти. Я вспомнила, забавный случай из моего детства. Моя бабушка, учившая меня читать, как-то дала мне прочесть «Любовь к жизни» Джека Лондона. Мне не понравилось категорически: ну подумайте сами, ползет мужик, холодно, голодно и об этом вся книга, довольно толстая. Тогда с покойной бабушкой у нас случился скандал. Она кричала, что я бесчувственная пустышка, разве можно не проникнуться страданиями героя! Спустя несколько лет, когда бабушка уже отправилась к праотцам, я снова прочла эту книгу, и знаете, я плакала. Плакала, как никогда прежде.

–Ну, думаю, для моего уровня подойдет, что-то легкое, для начинающих.

–Я подумаю.

–А что это там, за книги? На самом верху, выглядят пугающе.

–Иногда хочется пощекотать себе нервы. Страх, когда ты сидишь укутавшись в теплый плед, с чашкой чая, в печке потрескивает, а за окном метель и холод, страх- может стать самым сладким из чувств. Такие книги не должны попадать в руки к детям. Потом всего воска не хватит вылить испуг.

–Я бы хотела прочесть, какую-нибудь страшную книгу.

–Помните «до каждой книги нужно дорасти», придет время, и Вы обязательно прочтете. А пока, вот эта думаю, подойдет. Учительница протянула Марине «тысяча и одна ночь». Есть над чем поразмышлять, и довольно интересно.

С этого дня Марина запоем читала книги из личной библиотеки Маргариты Максимовны. Особенно ей нравилось читать любовные романы. Столько страсти, столько чувств! Но и трагедии тоже пришлись по вкусу, Марина поняла, что тогда, к Эдику она испытала жалость, простое человеческое сострадание. Она оказалась права, из чтения искренних книг, она узнала и почерпнула гораздо больше, чем из всех сухих учебников, прочитанных ею. Никто не догадался, бы искать здесь, Марина была очень горда своей находкой.

В очередной раз девушка выходила из дома учительницы, прижимая к себе томик Шекспира. Стихотворная форма, ей давалась не легко, но трудолюбия и упорства ей было не занимать.

У калитки во двор Любляны ее ждал взъерошенный мальчик, лет 15, он подергивался и то и дело чесался. То голову почешет, то ногу. Это был Эдик.

–Эдик, привет, ты, что тут делаешь?

Мальчишка захлопал глазами и резко сунул Марине в руки старую потрепанную книгу. Когда-то коричневая обложка совсем истерлась, прочесть название было невозможно.

–Что это?– крикнула Марина в след убегающему Эдику. Тот остановился и озираясь по сторонам, мелким, семенящим шагом, вернулся и прошептал: «Уходи. Марена. Ам.» развернулся и припустил.

–Ам. Ам. Несчастный.– с нежностью в голосе сказала Марина.

Запыхавшийся мальчишка подбежал к распахнутой калитке, где его ждала Маргарита Максимовна.

–Передал, прямо в руки?

–УУУ! «Мама. Мама. Дай!».

–Хороший мальчик. Вот твоя «мама».– учительница потрепала мальчика по лохматой голове и вернула ему нэтблок.

Шекспир был не понятен. Вроде как о любви пишет, но вроде и нет. Промаявшись битый час, Марина со вздохом разочарования отложила Шекспира в сторонку. «До каждой книги нужно дорасти, может завтра.»

Старая, потрепанная книга, раздутая больше от старости, а не от количества листов в ней, словно следила за читательницей. Она лежала на столе, и окружающие предметы стали, вроде, меньше. Как будто съежились от соседства с этой «бумажной ведьмой».

«Ну ладно. Может ты, расскажешь мне что-то интересное»

Под трухлявой обложкой скрывались желтые листы, по краям погрызенные или просто обтрепанные. Пульсировал оберег на предплечье, сказал, что он тут и затих. Остановиться от прочтения было сложно, почти невозможно. Книга отталкивала и притягивала к себе. Марина окунулась в море слов, созданное разными авторами:

«В странное время живем. Люди, как мухи, запутались в невидимой сети. Они научились в ней жить. Они передают свои мысли, они доверяют свои тайны ни другу, но бездушным игрушкам. Спокойной стала жизнь: ничего не происходит, ничего не кипит, не бурлит в сердцах, нет новых мыслей, душа спит или может совсем покинула тела безликих. Высокая цена за «прогресс», высокая цена за то, чтобы стать быстрее и умнее, высокая цена за, то, что ни ты в ответе за свою жизнь – существование без любви и сострадания. «Безликими» станем звать их.

С каждым годом все меньше становилось, тех кто был близок со вселенной. Тех кто слушал и слышал, понимал ни головой, но сердцем. Каждое поколение становилось, все глуше, все жестче. Когда «безликие» поняли, что что-то ни так, они стали искать других, настоящих, «лучистых». Оставаться среди бездушных кукол стало опасно. Мы ушли. Ушли в лес. Много лет мы скитались в дали от цивилизации безликих. Лес не принимал нас, мы были чужими, нам нужно было учиться заново жить в гармонии с природой. Но лес дает шансы, безликие нет. Мы уходили все дальше, все глубже, ища место, где могли бы остановиться и восстановить свой мир. Восстановить и сохранить.

Сейчас я даже не знаю, хорошо ли мы поступили, сопротивляясь машине