Просчет невидимки - Александр Александрович Тамоников

гостью с недоумением, но через несколько секунд узнала свою школьную подругу, с которой не виделась со времени выпускного вечера.

– Милка, ты?

Алина вскочила и кинулась к девушке, а та слабо и как-то обессиленно улыбнулась и буквально повисла на руках школьной подруги.

– Линка, хорошо хоть тебя нашла, подруга.

– Мила, ты откуда, что случилось? – Алина стала теребить гостью, потащила ее в комнату, попыталась снять с нее пальто. – Да заходи ты! Хочешь есть? Ох, Милка!

Она все-таки сняла с подруги пальто, под которым была рваная кофточка и старый, не по росту байковый халат. Они дружили два последних года в школе. Сидели за одной партой, гуляли по вечерам, ходили в кино. Вместе вели девичий дневник, переписывая в него стихи, обводя их красивой рамочкой, вместе мечтали о принцах, какими они должны прийти в их жизнь. Вместе мечтали и о взрослом будущем. Не только, конечно, о семье, которая будет. Больше о том, что они сделают для своей любимой страны. Алина хотела стать инженером, как ее отец, а Людмила – врачом. Непременно детским врачом.

Война сломала не только планы, она сломала жизни. Страшными танковыми гусеницами прошла по мирной жизни, по тому, что люди знали, любили, ценили. По мечтам молодежи, по планам. Люда плакала и рассказывала, как она ехала из Москвы на восток с эшелоном завода. Там должны были восстановить эвакуированное предприятие, на котором она работала. Но получилось так, что на станции девушка побежала за кипятком и отстала от поезда. В чужом городе, без денег и документов. Она продала все что могла, чтобы поесть, и обивала пороги военного коменданта и дежурного отдела милиции.

А потом ее арестовали как дезертира трудового фронта. Мила не понимала, что это значит. Ведь она сама пошла на завод, потому что не до учебы, когда фронту нужны шинели, обмундирование. Она научилась шить и работала в цеху. Случайность, что она отстала от поезда, замерзая в теплушке, она выбежала за кипятком. Разбирались, держали в камере с уголовницами, потом просто выгнали на улицу. Людмиле повезло встретить одну знакомую, и та купила ей билет до Горького. Мила помнила, что теперь в Горьком живет ее школьная подруга. И нашла ее через адресное бюро.

– Милка, я тебе помогу, – горячо шептала Алина и гладила плачущую подругу по голове. – У меня есть знакомый, очень хороший знакомый. Он в НКВД работает, он тебе поможет, поручится за тебя. Запросят твои документы, выпишут новые. И я тебе помогу устроиться к нам на завод. У нас очень хорошие карточки.

– Господи, как же я устала! – простонала Мила.

– Тебе надо выпить, – убежденно заявила Алина и засмеялась от пришедшей в голову мысли. – У меня нет, но ты полежи пока у меня на кровати, я куплю водки, ты помоешься, мы выпьем, и тебе станет легче, и ты выспишься, отдохнешь у меня. Все будет хорошо, Милка, теперь все будет очень хорошо! Иди ложись, а я быстро!

– Да, Линочка, да, я сейчас, – прошептала подруга, уронив голову на руки, так и не найдя сил встать из-за стола.

А Алина уже накинула пальто и выбежала на улицу, на ходу повязывая платок. Магазин недалеко, а карточки она еще не все в этом месяце отоварила. Как раз водку она еще и не покупала за ненадобностью. Но теперь надо, теперь подруга водкой согреется внутри, расслабится, может, еще поплачет и уснет крепко-крепко. И проснется другим человеком, полным веры и надежды. А Алина ей поможет, и Павел обязательно поможет. Он не откажет. Ведь НКВД – это органы, которые призваны защищать народ! А кто народ, как не Милка?

Девушка перебежала дорогу и вдоль домов поспешила к следующей улице. Платок все время сползал с головы на шею, но Алина не обращала на него внимания. Она спешила, так спешила, что уже на самом перекрестке ее как молнией ударило. А ведь она не захватила карточки. Они так и остались лежать в выдвижном ящике комода. «Какая же я растеряша», – девушка остановилась на месте, и тут же в глаза ударил свет фар. Она вскрикнула от страха и боли, и тут же все в ее глазах перевернулось и полетело.

А Мила сидела в ее квартире за круглым столом, покрытым старенькой чистой скатертью. Алина все же сняла с нее чужие грязные вещи и надела на подругу свой домашний халатик. И, когда тихо открылась входная дверь, девушка даже не услышала этого. Сильная рука схватила ее за голову, и рот Милы зажали тряпкой с чем-то едким и пахучим. Она забилась, пытаясь вырваться, но, сделав несколько судорожных вдохов, обмякла и снова уронила голову на руки. В квартире запахло керосином. Струйка едкой жидкости побежала по полу к кровати, к оконным занавескам, к двери. Потом чиркнула спичка, и огненная струйка побежала по полу…

Павел прибежал к дому, когда пожарные уже скатывали рукава. Улица была сплошь залита водой и медленно на морозе превращалась в каток. Кое-где появились дворники с тачками, начинавшие посыпать тротуары песком. Почерневшие окна квартиры Викуловых смотрели на заснеженную улицу, как глаза мертвеца. Павел стащил с головы шапку и вытер потное лицо. Сердце никак не хотело успокаиваться, ведь он бежал сюда целых три квартала по рыхлому снегу, по скользким, укатанным и утоптанным тротуарам. Сколько раз молодой человек падал, поднимался, несмотря на боль в ушибленном колене. Он был мокрый от пота и постоянно облизывал пересохшие от волнения губы. «Лина, Линочка», – билась в голове одна-единственная мысль, а сердце в груди от волнения и долгого бега готово было выскочить.

– Вам сюда нельзя, – строго сказал лейтенант с эмблемами пожарного на петлицах.

– Я… мне можно, – торопливо заговорил Павел и полез во внутренний карман за служебным удостоверением. – Вот… лейтенант Филонов! Я хочу знать, что произошло и…

Пожарный инспектор пожал плечами и кивнул на невысокого капитана, своего начальника, который, сидя на подножке красного пожарного ЗИСа, что-то быстро писал на листке бумаги, подложив под него командирский планшет. Филонов быстрым шагом подошел к капитану, не закрывая своего служебного удостоверения.

– Что произошло, товарищ капитан? Мне надо знать, я из НКВД, лейтенант Филонов я.

Капитан, бросив взгляд в удостоверение молодого человека, поднял к Павлу лицо. Парень заметил, что на щеке пожарного начальника подсохшая царапина и полоса черной сажи. Взгляд был усталым, угрюмым. Капитан не сразу ответил, он посмотрел на своего помощника лейтенанта и крикнул:

– Боря, что там с катафалком? Когда они приедут за телом?

Внутри у Филонова что-то оборвалось и заныло нестерпимой