Лесная колдунья - Галина Гордиенко

Василиса сочувственно подумала, что дядя Женя слишком много работает, домой возвращается к десяти часам вечера, а утром убегает первым.

Она осторожно сняла с его носа очки и положила на журнальный столик. Подумав, пристроила рядом газету, та могла в любую минуту упасть и своим шелестом разбудить.

Тетя Катя сидела перед компьютером, набивала что-то. Кажется, письмо, Василиса заметила знакомые контуры почтового сайта.

В комнату Леры она заглядывать не стала. Едва приоткрыв дверь, поняла: сестра болтала с Оскаром. Вернее, не столько сама говорила, сколько слушала, прерывая собеседника лишь междометиями типа «о-о-о…», «да что ты…», «правда?» и тихим горловым смехом.

Василиса распахнула холодильник и озадаченно приподняла брови: такое изобилие возможно только в городе, причем обязательное приложение — дяди-Женин немалый заработок.

Брать копчености Василиса не решилась. Размороженного мяса не оказалось. Подумав, она сунула в полиэтиленовый пакет пачку творога и оставшуюся после ужина котлету.

Снова подошла к окну. Никого не увидела и зло прошептала:

— Влюбился он, как же… Вчера раз пять обозвал меня рыжей по телефону!

Сегодня внизу дежурил мужчина явно за пятьдесят — виски полностью седые, как и широкие брови, уже обзавелся довольно солидными залысинами и небольшим брюшком.

Охранник отложил газету. Бросил взгляд на висевшие в холле большие настенные часы и затем настороженный — на Василису.

Девушка пожалела, что выскочила в домашнем — Лера навязала-таки ей модные шорты из голубого льна и яркую футболку в белую и голубую полосу. Было проще вырядиться в эти тряпки, чем спорить с сестрой.

В сочетании с туго заплетенной косой костюм превращал Василису в школьницу старших классов максимум.

Понятно, охранник встревожился. Наверняка девочек «ее» возраста гулять в полночь — да еще в одиночестве — жильцы этого благополучного дома не отпускали.

Василиса вежливо поздоровалась. Продемонстрировала суровому охраннику свой пакетик — пачка творога и котлета отчетливо видны — и по-девчоночьи жалобно протянула:

— Я только кота покормить. Видела сегодня на детской площадке — одни ребра остались…

Лицо пожилого мужчины смягчилось. Он кивнул Василисе, принимая объяснения, лишь проворчал по-отцовски:

— Что ж так поздно? Спать уже должна!

— Забыла про него…

— Забыла она! Ну и потерпел бы твой кот до утра, небось не подох бы!

— Так ведь я обещала вечером прийти… — Василиса смущенно шаркнула ножкой.

— Кому обещала? — Брови охранника забавно зашевелились.

— Ему… коту то есть. — Василиса покраснела, ожидая смеха.

— Ишь ты — обещала, — вдруг добродушно усмехнулся мужчина. — Иди тогда, только быстрее, поздно уже… — И уже в спину пробормотал, открывая Василисе дверь: — Сейчас слово редко кто держит, даже если человеку дано…

Девушка стояла на крыльце и настороженно всматривалась в заросшую кустами и деревьями детскую площадку.

Что-то такое витало в воздухе…

Василиса не решалась сойти с крыльца. Смешно, но ей не нравилась слишком полная, почти абсолютная тишина во дворе, неестественная какая-то тишина для города.

«Сама себя пугаю, — раздраженно подумала Василиса. — Сейчас вечер, все воробьи давно спят, как и другие птицы. Надо же, и машин не слышно…

Правда, элитные дома — Лера говорила — и строятся в таких спокойных районах. Здесь с одной стороны парк, с другой — большой спортивный комплекс, никаких солидных автомагистралей…»

Василиса успокаивала себя, но идти к площадке не спешила. Коська Нарышкин приучил девушку слепо доверять интуиции, а интуиция Василисы буквально вопила об опасности, понять бы еще — что именно ей не нравилось.

Василиса угрюмо усмехнулась: так и с ума сойти недолго. Если за каждым кустом видеть невесть что, а в каждом человеке — убийцу.

Она пошла к детской площадке легким танцующим шагом, не столько всматриваясь в окружающие деревья, сколько прислушиваясь и постепенно впадая в то состояние, которое позволяло ощущать мир вокруг продолжением себя.

Они на время становились единым целым — Василиса, деревья, белесое низкое северное небо, каждая песчинка под ногами, муравей, бегущий по своим делам, и падающий с березы рано пожелтевший лист…

Коська Нарышкин говорил — Василиса необычайно талантлива. Сам он, например, так и не научился полностью растворяться в окружающем мире, сливаться — да, и на этом все.

По его словам, редко кому подобное дано. Нарышкин за свою богатую на события жизнь встретил лишь одного старика чеченца, способного на такое.

Высохший от старости дед слышал и чувствовал родные горы как никто. Он и с закрытыми глазами мог распознать любое инородное тело: только что установленную мину; хорошо замаскированный склад боеприпасов; разбитый грузовик в соседнем лесочке; растяжку на дороге; детей, бегущих по своим делам, или залегшего за ближайшей скалой снайпера.

Старик сам не знал, сколько ему лет. Коське иногда казалось: он жил тут всегда, с самого сотворения мира.

Василиса же становилась продолжением леса, его мельчайшей живой частицей. Она словно слышала дыхание лесного массива, его пульс. Биение множества сердец — больших и маленьких — сливалось с ритмом ее собственного сердца, и это было прекрасно! Прекрасно до тех пор, пока жесточайшей дисгармонией не врывался в эту симфонию жизни непрошеный и нежданный гость.

Василиса могла в любой момент перечислить Коське, кто и где нарушил невидимые глазу границы. Грибник ли это, охотник ли, пьяная ли компания, от которой нужно держаться подальше, или ребятишки из лесничества, идущие к речке купаться.

Нарышкин вначале не верил Василисе и бегал проверять. Потом остервенело выспрашивал — как ей это удается?

Василиса искренне не понимала, что Коська от нее хочет, и не умела объяснить. Нарышкин же буквально бесился, когда слышал, что она просто следует его инструкциям. Мол, раньше получалось значительно хуже.

Несколько раз Коська объявлял ее ведьмой. Твердил, что сельчане правы, все рыжие в родстве с нечистым, а уж Василиса ему не иначе как внучатая племянница.

Порой, устав от расспросов и понимая их безнадежность, Коська надрывно обзывал Василису сумасшедшей. И едва не плакал от обиды: ну почему у него ничего не выходит?!

Василиса не спорила: сумасшедшая так сумасшедшая. Это куда лучше, чем рыжая ведьма.

И потом — Нарышкин никогда не хотел ее обидеть. А кричал и ругался… да пусть себе!

Вот и сейчас Василиса незаметно скользнула в транс и моментально поняла: Шнурка здесь нет. Поняла и причину своего страха: за толстым стволом тополя — она сама днем пряталась там от Леры! — стоял чужой.