Комната по имени Земля - Маделин Райан

— Так чем же ты занимаешься, работая у этого топового архитектора?

— Он увлекается переделками разных кафе и баров, и это круто. Всякие покрашенные кирпичи, общие столы. Думаю, он как-нибудь займется и художественными галереями. Иногда берет и частные заказы. Дома, например. Это хорошие деньги. Не то чтобы он в них нуждался, конечно. Я делаю для него эскизы. Технически я чертежник, а не архитектор. Знаешь, есть такая специальная компьютерная программа, где строятся проекты. КАД. Хотя мне нравится все это дерьмо рисовать от руки. Я вообще такой олдскульный парень. Могу строить проекты прямо в голове, даже выдумывать ничего не надо. Я просто чувствую это и собираю все воедино. Хотя сейчас такое не в тренде. Определенно не то, о чем читают лекции в архитектурном. О, нет. Но у тебя обязательно должны быть эти гребаные бумажки об университетском образовании. Вся ирония в том, что этот топовый архитектор — такой кретин! Берет особенности дизайна разных культур и вписывает в свои проекты — он знает, как заставить их выглядеть так, будто они его собственные. Словно на него снизошло Божественное откровение. Думаю, он просто хороший бизнесмен. Ирония в том, что он видит себя в мире искусства таким воплощением инноваций и оригинальности. Хотя на самом деле, конечно, нет. Не знаю. Просто я замаялся придумывать всякую хрень, которой на самом деле он не хочет заниматься. Сейчас он увлекается барами и кафе, ходит в них, потому что ему нравится, что он там такой авторитет. Но все это довольно тяжкий труд для тех, кто хочет заниматься чем-то другим. Он, конечно, такой вежливый, ценит то, что я делаю. Всегда соглашается с моими предложениями, которые я вношу в проект самостоятельно. Но все это жутко неправильно. Я должен сам этим заниматься, тем, чем хочу, но этого ни за что не случится.

— Почему?

— Капитал.

— А если бы ты мог делать то, что хочешь, что бы делал?

— Дома. Проекты многоквартирных домов. Я действительно ищу экологически чистые способы строительства, и чтобы было много естественного света, садов, растений, уединения. Причем в самых неожиданных местах. Такие конструкции могут быть относительно недороги в строительстве и достаточно экономичны с точки зрения материалов. М-да. Знаешь, многоквартирные дома с внутренними двориками? Разбросанные по всему городу. Как в Европе. Мельбурну совершенно необходимы такие. Хотя бы в пригородах. Они создают гармоничное сочетание общности и тишины. Мне это нравится. Миру, мне кажется, нужно как можно больше таких домов. Особенно в больших городах. Единственная проблема в том, что все города ориентированы на мобильность, когда чем выше дом, тем дешевле он стоит. Да. Мне хочется дать возможность людям жить, отдыхать и работать в гармонии, не забывая про экологию. Они же не могут чувствовать себя в безопасности в густонаселенном районе. В Новой Зеландии есть архитектор, который действительно внедряет такой тип жилья. Мне нравятся его работы. А у этого нашего топового парня интерес к подобным вещам нулевой. Так что я не служу миру своими дарами. Я служу этому топ-архитектору.

— Просто ты пока накапливаешь знания.

— Может быть. Но самостоятельный проект — это такая ответственность. Хрен его знает, потяну ли я.

— Но в том, чтобы служить этому топ-архитектору, тоже огромная ответственность.

— Это правда.

— Я уверена, что мы как бы сами ищем свои проблемы. Когда я думаю, что мне нужно что-то изменить или принять вызов, понимаю неизбежность искать новые проблемы. И наверняка ты, когда достигнешь той точки, когда захочешь новых проблем, будешь к ним готов. А ты быстро выпил свое пиво.

— Точно.

41

Уйти отсюда кажется сейчас вполне логичным, правда, я не знаю, как это сделать. Как не знаю, чего хочу и куда хочу уйти. Однажды моя психологиня сказала, что, если я не знаю, что сказать мужчине, с которым общаюсь, можно ничего не говорить. Ее советы в некоторых случаях были очень полезны, а в других превращались в катастрофу. Просто я очень внушаема.

Еще я слышала, как принимаю то, что мужчина просто должен поорать на меня и на жизнь, чтобы разобраться в своих чувствах, поскольку мужчинам непросто выражать-свои-чувства-и-показывать-свою-уязвимость, а я, женщина, решившая вступить с ним в отношения, должна быть ответственной за него и его жестокую и по своей сути эгоистичную природу.

Мне надлежит быть тихой и спокойной и всякий раз, блин, понимать, почему он орет, почему его так колбасит, почему он снова идет по проторенной дороге от обычного нервяка до гнева и жестокости и обратно, снова и снова. Да потому, что он больше ничего не знает и без моей помощи не хочет ни остановиться, ни научиться меняться.

Поэтому вместо того, чтобы прямо заявлять, чего я хочу, или делать, что я хочу, или когда я хочу, я должна говорить очень мало, регулярно ходить в спортзал, медитировать в пробках, собираться с мыслями, прежде чем перешагнуть порог дома, тщательно умываться каждый вечер и плакать в ванной. А если бы я этого не делала, если бы говорила и делала, что хочу, не видя границ, мужчина моей жизни никогда не смог бы этого понять.

Так что я должна оставаться осторожной, но непринужденной, требовательной, но сдержанной, стервозной, но невзыскательной, эмоциональной, но тихой, а прежде всего — лучшей во всех отношениях, всегда, везде и во всем. У меня есть полное, суверенное, автономное право на собственную жизнь, потому что я выбираю ее. Вот это все. Тишина, бездействие и драма — и я должна жить с этим.

И кроме того. Мне не хочется перегружать парня своим талантом быть предельно ясной и независимой, поэтому, если меня нет с ним рядом, я совершенно не жду его отчетливого признания, что наше совместное пространство для него свято, а он его соавтор и даже будет вести себя соответствующе. О силе и ценности этого пространства он даже не узнает, пока не уничтожит его, я же неизбежно должна пережить этот процесс, остаться терпеливой и переживающей, ведь я нежно люблю его, жутко, безусловно, и, твою мать, на всю жизнь.

Я люблю, когда меня любит мужчина. Я хочу просыпаться и смотреть в глаза моему избраннику-похитителю, обнимать его весь день, заботиться о нем, как о себе самой, независимо от того, насколько это больно, потому что если я могу это делать — и если мы с ним можем решить задачу по его исцелению, чего требует наш союз, — то вместе спасем весь мир.

Так что я люблю