Сокрушая врагов - Александр Тестов

– Посему выходит – сечь была лютая и новгородцы не сдюжили с чужаками, – сделал закономерный вывод князь, – так-так…

– Ну вот, собственно, и все, – подытожил Вадим, – а дальше ты знаешь.

Князь Белозерский, сложив руки на груди, молчал, переваривал. Наконец, видимо сделав для себя определенные выводы, изрек:

– Казна Гутрума тебе великую службу сослужит, да и я в долгу не останусь. Кое-что и у меня припасено. Немного, конечно, но, думаю, серебра моего тебе на добрых полсотни дружинников хватит. Одеть, обуть и вооружить должным образом…

– Угу, – кивнул юноша, соглашаясь, а сам в уме прикидывал – уж не придется ли все это богатство на горбу таскать. Не хотелось бы…

– С собой малую толику возьми, – словно прочитав его мысли, продолжил князь, – остальное тут неподалеку схоронишь. Леса здесь дикие, безлюдные, в целости все будет. Место, где схоронить, я укажу, и про то только ты будешь знать…

Вдруг старик напрягся, прислушался.

– Пойдем в избу, – предложил он, вставая.

– Что-то с Валуем?

– Не знаю, – кашлянул старик, – может, почудилось…

Не задавая более лишних вопросов, оба Вадима, молодой и старый, направились к избушке.

Войдя внутрь, они удостоверились, что с Валуем ничего худого не случилось, за исключением выскользнувшей из-под его головы и упавшей на пол подушки. Аккуратно, дабы не потревожить раненого, они подняли подушку и устроили ее на прежнее место.

– Так-то лучше, – прошептал старик, приложив руку ко лбу спящего, – жар спал, боги милостивы. Теперь на поправку пойдет.

– Добро, – так же тихо отозвался юноша.

Князь указал Вадиму на стол, мол, пошли, присядем. На столе догорала лучина и, прежде чем продолжить разговор, старик запалил новую, подлиннее прежней.

– Значит так, – устроившись на скамье, серьезно начал князь, – слушай внимательно и запоминай. Перво-наперво в Новгороде найдешь купца Худоту. Его проще всего найти на торгу. Покажешь ему мой меч и спросишь: «Помнишь ли ты господина своего?»

– А коли не вспомнит? – не удержался от вопроса Вадим.

– Коли не вспомнит, – зло прищурился князь, – тогда руби этим мечом ему голову. Руби без жалости!

– И что потом?

– Ежели все-таки Худота спаскудился, сыщи в Новгороде Скрябу коваля.[30]

– А если и этот…

– Цыц! – Старик сжал кулаки и с силой влепил по столу. – Я и про Худоту худо мыслить не желаю. Не было за ним паскудства, не было и за Скрябой! Они, как и я, руссы, а руссы не предают друг друга…

– Руссы? Ты сказал руссы?

– Да, руссы! – утвердил князь. – Или ты слыхом не слыхивал, что Белозером род руссов владеет?

– Слышал-слышал, – поспешил заверить Вадим, а сам подумал: «Вот до чего учебник истории переворачивается…» и миролюбиво ответил: – Не серчай, княже, что я так про твоих людей… Просто… сам знаешь, всякое бывает…

– Всякое, да не всякое. Только крепко я верю, что ни тот, ни другой не забыли, кому они обязаны животом своим.

– Хорошо, – спокойно изрек юноша, – найду обоих.

– Они помогут тебе найти других моих доброхотов, вместе и думать будете. И помни – в Новгороде покуда недруг нам, будь осторожен. Кого ни попадя к себе не приближай, вначале испытай!

– Понял.

Однако старый князь еще долго не унимался и все поучал да втолковывал Вадиму про большую и малую политику.

«Видишь, откуда повелось, – вспомнил юноша к месту поучения Владимира Мономаха, высказанные своим сыновьям, – старый всегда молодых поучает. Ну-ну…»

Но Вадим слушал. Слушал и не перебивал. Не все ему еще было понятно в делах этого мира. Кто кому должен и за что? У кого на кого зуб и с кем личные счеты? Интриги, сплетни, расследования… В общем и целом все как всегда, с той только разницей, что историческая среда накладывает свой специфический отпечаток – коли что не так – руби их в песи, круши в хузары… м-мда…

Вадим старательно напрягал память, дабы запомнить все услышанные от князя имена и прозвища. Кто где живет и чем, так сказать, дышит, промышляет. Старый князь прошелся по многим новгородским родам, строго указывая приемному сыну, кого следует опасаться, а кого можно использовать в священном долге возвращения отобранного княжества. И главное, что не давало Вадиму покоя – это новое ощущение, что племя Русь существует, и оно вполне осязаемо. И это не какие-то домыслы историков, что, мол, руссы пришлый народ откуда-то из Скандинавии. Нет. Русь – славянский род, а Вадим их князь. Князь – русич! Звучит гордо! Во дела! А еще Вадим думал про трезубец на стяге руссов, посему выходило, что Рюрик из рода руссов должен был только народиться. Остается вопрос – когда? Ну или еще смешнее – от кого?

Вадим не видел, но чувствовал, что солнце уже упало за небесный край и пора бы подкрепиться, тем более что желудок начал издавать попискивания, – мол, хозяин, давай жрать!

А вот Вадим Старый вовсе не замечал ни усталости, ни голода. Он только несколько раз умолкал, чтобы перевести дух и глянуть, как там раненый Валуй. Но, похоже, Валуй не намерен был сегодня просыпаться.

Хотя нет. Вот он едва слышно застонал и зашевелился.

– Надо проверить, – озабоченно предложил Вадим, приподнимаясь с места.

– Надо, – согласился князь.

Они вдвоем приблизились к ложу раненого. Валуй с трудом разлепил веки.

– Вадим, – узнал он своего десятника, когда пелена спала с глаз, и он смог смутно различить, кто перед ним.

– Ну вот и хорошо, – присев рядом, отозвался Вадим.

Старик меж тем скинул шкуру, осмотрел повязки.

– Будем менять.

– Это кто? – вяло спросил Валуй.

– Друг, – ответил десятник.

– Придержи его, – попросил друг, – я сменю повязки.

Вадим осторожно перевернул раненого товарища на бок, позволив князю заняться ранами.

– На другой бок. Так, переворачивай. Ну же, – негромко приговаривал старик, – подай мазь. Так. Клади… клади, говорю… Так, хорошо.

– Уф, – выдохнул Валуй, когда процедура завершилась.

– Есть хочешь? – спросил Вадим Старый.

– Да, – моргнул раненый.

– Вадим, разжигай печь, – приказал князь, – ты ведь, наверное, тоже оголодал.

– Есть немного. – и желудок юноши громко прорычал.

* * *

Когда, насытившись, Валуй вновь уснул, князья принялись вечёрить. Жаренный на углях заяц хоть и был маловат, но пришелся как нельзя кстати, а брусничный отвар, густой и похожий на кисель, приятно дополнил трапезу. Желудок наконец утихомирился.