Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько

Я уже говорила, что не люблю старые фотографии, чувствую к ним опаску, замешанную на страхе, – из-за того, что эти куски бумаги способны пережить запечатленных на них людей. И понести их образы по миру – безымянные и неизвестные.

– Ну? – оторвал меня от раздумий шепот Ники.

– Что? – не поняла я.

– Ты невнимательная, – укоризненно сказала девочка. – Ты…

Она не успела договорить, как я неожиданно поняла то, что она пыталась объяснить без слов – этим куском старого картона. И в который раз за короткое время я задохнулась, как будто глотнула неразбавленного спирта: у девочки на фотографии и девочки, сидевшей рядом со мной, было одно лицо! Нет, ошибиться я не могла, они были похожи как близнецы, как две капли воды – точнее и банальнее не скажешь!

Я поднесла фото близко к глазам, жадно впитывая каждую знакомую черту, и не могла найти хотя бы два отличия. Даже косы разбросаны по плечам, как две потрепанные коршунами змейки.

Довольная эффектом, Ника забрала фотографию, нежно вытерла ее о рубашку.

И замерла, ожидая вопроса.

До того как он прозвучал, я должна была собрать воедино все свои речевые способности. Спросила как можно спокойнее:

– Это наши… то есть ваши родственники?

– Не угадала! – засмеялась девочка. – Это Мария.

– Кто такая Мария?

– Невеста Богдана Игоревича.

– Кто такой Богдан Игоревич? – пыталась не спеша докопаться до истины я.

– Мой друг, которого ты испугалась… – сказала девочка, кивнув за окно, как будто там, на скамейке, до сих пор сидел тот Человек В Черном Шляпе.

– Боже мой, девочка, что ты несешь? – наконец взорвалась я, заикаясь так, как никогда, даже зубы стучали. – Умоляю, объясни все немедленно!

Я тормошила ее за худенькие плечики. На какую-то долю секунды мне показалось, что в ее глазах промелькнуло недетское высокомерие.

Если бы я могла как следует ее отшлепать! Ужасный ребенок! Или – сумасшедший? Этого еще не хватало!

Ника обняла меня за шею и начала успокаивающе гладить по спине.

Я смотрела на ее освещенное луной лицо, тоненькие руки в широких вырезах рукавов ночной рубашки, на длинные ножки-палочки, скрещенные, как у паучка.

Девочка в круге света казалась такой эфемерной, словно сотканной из шелковой нити.

– Ты впечатлительная, – наконец сказала она. – Поэтому я тебе ничего не расскажу.

Она решительно забрала у меня из рук фотографию, перебралась на свою раскладушку и с головой накрылась одеялом. И больше не издала ни звука.

…Я уснула только под утро, когда лунное сияние превратилось в серые рваные лоскуты. Копаться в собственной памяти не было никакого смысла – что-то выпало из нее безвозвратно. Мне оставалось только наблюдать, слушать и ждать…

Как любопытно устроена детская память!

Я вспомнила, как однажды общалась с беспризорным мальчиком. С какой любовью он рассказывал о своей матери – законченной алкоголичке, об отце-рецидивисте, которые посылали его на улицу попрошайничать и отбирали деньги, чтобы купить бутылку. Какими интересными казались ему уличные приключения, новые знакомства, дружба, приобретение опыта. Не так ли происходило и с Никой? Я пока что не могла ответить на этот вопрос. Просто заставила себя абстрагироваться от странности ситуации.

Проснувшись, долго лежала, слушая, как у виска урчит Дымка. Раскладушка уже была сложена.

Из кухни доносились приглушенные голоса.

Дверь тихо приоткрылась – заглянула Зоя. Заметив, что я не сплю, обрадовалась:

– А мы завтракаем. Присоединяйтесь!

Я поблагодарила и указала глазами на сложенную раскладушку:

– Вероника с вами?

– Нет. Ее утром соседи забрали с собой на дачу. Пару дней пускай дети побегают на свежем воздухе. Вам к скольки на работу?

Я ответила, что скоро должна бежать на очередное заседание. Зоя кивнула и закрыла дверь.

Значит, девочки не будет два дня. У меня есть время провести другие исследования.

Плохо только, что я забыла переодеться в старое платье. Придется ходить по городу в полупрозрачном топе, который Ника вполне справедливо приняла за комбинацию.

Я быстро оделась, умылась, привела себя в порядок и вышла в кухню.

За столом, заставленным вчерашними салатами, сидела вся троица.

– О! А вот и наша загадочная квартирантка! – радостно воскликнул Вадим. – Вчера вы произвели настоящий фурор! Петр уже звонил, интересовался вами! Говорит: какое неземное существо!

– Садитесь! – сказала Весна. – Сейчас быстренько поедим, и надо разбегаться.

Она поставила передо мной тарелку, налила чаю.

– Вы научный работник? – спросила Зоя. – Чем вы занимаетесь?

– Планированием будущего, – наобум ответила я.

– Как интересно! – воскликнули женщины.

– А что его планировать? – засмеялся Вадим. – Оно уже запланировано. Как сказал двадцать лет назад Хрущев: «В 1980 году советский народ будет жить при коммунизме!» Видимо, фокус не удался и все перенесено еще на двадцать лет? Новую версию готовите?

– Ну мы уже до этого не доживем… – растягивая слова, сказала Зоя. – Через двадцать лет будет конец света…

– Так вы планируете конец света? – не унимался Вадим.

– Никакого конца света не будет, – улыбнулась я.

– А что же тогда будет?

– Капитализм…

– Вы шутите? – подозрительно прищурился он.

– Нет, – серьезно сказала я.

Вся троица напряженно притихла.

– Интересно… – произнес Вадим. – И что же тогда будут делать такие, как мы, – простые смертные?

– Такие, как вы? – вздохнула я и решила перейти на шутливый тон. – Торговать на рынке, страдать от кризисов, носить марлевые повязки от птичьего гриппа, смотреть дурацкие сериалы, говорить о ценах…

– Не очень интересные у вас прогнозы, – усмехнулся Вадим.

– …ездить за границу, даже эмигрировать, – добавила я, вспомнив, где и когда встречу его через двадцать лет, – распродавать фабрики и заводы, покупать заграничных футболистов, пить коктейль «Малибу» на Канарском побережье.

– Да вы что?! – совершенно серьезно забеспокоились обе женщины. – И это все вы сейчас просчитываете? А кто же такое разрешил?!

– Это пока не разглашается, – с таинственным видом сказала я. – Надеюсь на ваше понимание.

Женщины кивнули, мужчина опять засмеялся:

– Утопия! Сдвинуть с рельсов эту машину невозможно.