Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Диана Гэблдон

И тем не менее продолжали жаловаться.

Миссис Макмурдо вернулась с еще одной полной бутылью, которую поставили в отведенном для этого месте. Затем направилась к лохани, где помещались бутыли с водой, слегка подслащенной медом. Пожилая женщина, жена одного из рыбаков Транента, у нас «заведовала» водой. В ее обязанности входило обходить раненых, уговаривая каждого выпить как можно больше этой подслащенной воды. Затем она снова обходила раненых, но уже с другими, пустыми бутылями.

— Если бы ты не давала им так много воды, они не писались бы так много, — не в первый раз жаловалась она.

— Им необходимо пить, — терпеливо разъясняла я, тоже уже в который раз. — При этом поддерживается кровяное давление на нужном уровне, и вода возмещает часть жидкости, потерянной организмом, помогает избежать шока. Посмотри, женщина, многие ли из них умирают? — спросила я, неожиданно потеряв терпение при виде недовольного лица миссис Макмурдо, продолжавшей ворчать и жаловаться. Она издала какой-то неясный звук своим почти совсем беззубым ртом, отчего в ее хмуром тоне прозвучала какая-то отчаянная решимость, — мол, хватит, зачем мне мучиться дальше?

— Миф, — фыркнула она, но коль скоро взяла бутылки и вернулась к своим обязанностям, я расценила этот жест как временную уступку мне.

Я вышла на улицу, чтобы хоть ненадолго избавиться от миссис Макмурдо и удушливой атмосферы, царящей в доме. Она была насыщена дымом и запахом немытых тел; у меня даже немного закружилась голова.

А улицу заполнили пьяные мужчины, выкрикивающие победные лозунги, тащившие на себе различные военные трофеи. Одна группа солдат в красноватых тартанах клана Магилливрей тащила английскую пушку, обвязанную веревками, словно опасного зверя. Это сходство усугублялось украшавшими ствол и запальное отверстие отлитыми из металла фигурами волков, готовых к прыжку. «Один из предметов гордости генерала Коупа», — подумала я.

Потом я увидела знакомую черную фигурку, пристроившуюся у ствола пушки. Конечно же, это был Фергюс. Волосы у него торчали во все стороны — точь-в-точь ерш для мытья бутылок. Я закрыла глаза, мысленно благодаря Бога, затем открыла их и поспешила вниз по улице, чтобы стащить его с лафета.

— Негодяй! — проговорила я, как следует встряхнув его, а потом обняла. — Ты почему улизнул и не вернулся? Если бы я не была так занята сейчас, я бы надрала тебе уши.

— Мадам, — растерянно повторял он, щурясь на полуденное солнце. — Мадам…

Я поняла, что он не расслышал ни единого сказанного мною слова, и уже мягче спросила:

— С тобой все в порядке?

На его лице, покрытом грязью и сажей, появилось смущенное выражение. Он кивнул и неуверенно улыбнулся:

— Я убил английского солдата, мадам.

— О?! — Я не была уверена, в чем он сейчас нуждается: в поздравлениях или в утешении. Ему было всего десять лет.

Он нахмурился и сморщил лицо, как будто пытаясь что-то вспомнить.

— Я думаю, что убил его. Он упал, а я ударил его ножом. — Фергюс растерянно смотрел на меня, как будто ожидая, что я либо опровергну его слова, либо помогу утвердиться в их правильности.

— Пошли, Фергюс. Я накормлю тебя и уложу спать. Не думай больше об этом.

— Хорошо, мадам. — Он покорно пошел рядом со мной, но вскоре я поняла, что сейчас он рухнет ничком на землю.

Я не без труда подхватила его и поволокла к дому, где размещалось «хирургическое отделение» нашего госпиталя. Вначале я намеревалась накормить его, но обнаружила, что он спит сном праведника, когда я добралась туда, где О'Салливан пытался — безуспешно — организовать питание армии. Поэтому я оставила его лежащим, скорчившись на кровати в комнате, где одна из женщин присматривала за детьми, в то время как их матери оказывали помощь раненым. Кажется, сейчас это было самое подходящее для него место.

Ближе к вечеру в доме уже набралось человек двадцать — тридцать раненых, и две мои помощницы буквально сбились с ног. Обычно в таком доме размещалась семья из пяти-шести человек, и сейчас просто яблоку негде было упасть. Раненые лежали вплотную друг к другу на полу. В окно мне были видны группы офицеров, входящих в дом пастора и выходящих из него. Там разместилось верховное командование. Я не отрывала глаз от двери, фактически не закрывавшейся ни на минуту, но среди вождей кланов, прибывающих для доклада о понесенных потерях и получения поздравлений, не видела Джейми.

Я гнала прочь мучительное чувство тревоги, успокаивая себя тем, что не обнаружила его среди раненых. С раннего утра я не могла улучить минутку, чтобы заглянуть в палатку, где аккуратными рядами лежали убитые. Впрочем, там он никак не может быть.

«Конечно, не может», — твердила я себе.

И тут дверь широко распахнулась, и вошел Джейми. Я почувствовала, как при виде мужа у меня подкосились колени, и я удержалась на ногах, лишь ухватившись за трубу дымохода. Он искал меня. Его глаза быстро обежали комнату и остановились на мне. Умопомрачительная улыбка засияла на его лице.

Он был весь в грязи, лицо — черное от порохового дыма со следами крови, и босой. Ноги — в грязи по колено. Но он был цел и здоров и держался на ногах. Остальные детали меня не волновали.

«Слава Богу», — читала я в его синих глазах, и мои вторили им: «Слава Богу».

На этом наше короткое свидание закончилось. Нескончаемым потоком продолжали поступать раненые. Все физически здоровые жители деревни были привлечены к уходу за ранеными. Арчи Камерон, врач, курсировал между домами, забитыми ранеными, оказывая помощь страждущим.

Я организовала работу таким образом, чтобы солдаты из Лаллиброха поступали ко мне. Я осматривала их, определяя степень серьезности, и в зависимости от этого решала их дальнейшую судьбу: легкораненых, способных самостоятельно двигаться, я отправляла на попечение Дженни Камерон, умирающих — в церковь, расположенную напротив, где о них заботился Арчи Камерон. Я считала, что он сможет дать смертельно раненным настойку опия, да и сама обстановка могла принести какое-то успокоение.

Серьезные раны я обрабатывала сама как могла. Со сломанными конечностями направляла в соседнюю комнату, где два хирурга из полка Макинтоша накладывали шины и фиксирующие повязки. Солдат с не смертельными грудными ранениями я старалась как можно удобнее разместить в импровизированной палате в полусидячем положении, чтобы было легче дышать. При недостатке кислорода и отсутствии хирургического инструментария я мало чем могла им помочь. Лиц с серьезными черепными ранениями также приходилось отправлять в церковь — их судьба была предрешена. Я ничем не могла им помочь, и им оставалось только уповать если не на Арчи Камерона, то только на Бога.

Но самыми тяжелыми случаями были раздробленные и оторванные конечности и ранения в брюшную полость. Мы не могли соблюдать стерильность. Конечно, я тщательно мыла руки, прежде чем приблизиться к больному, и следила за тем, чтобы мои помощницы делали то же, — по крайней мере, пока они были в моем поле зрения. Я также строго требовала, чтобы все перевязочные материалы были проварены в кипятке. Но в других «пунктах» кипячение, несомненно, рассматривалось как пустая трата времени и потому игнорировалось.