Люди и время - Геннадий Михайлович Черкасов

своими глазами. В семье ещё два брата. Все вышли в люди своим трудом. Мой друг — доктор наук, написал несколько книг. Младшие стали известными строителями. Много лет работали на дальнем севере.

Но вернёмся в ресторан. Мы выпили, закусили салатом. Объясняю, почему подробно о нашем меню — потому, что горячего мы не дождались. Надо сделать отступление. В 1971 году начался отъезд евреев из СССР в Израиль и другие «отсталые» страны мира. Многие люди тогда подумали, что «вот наконец-то заживём», и лозунг «Бей жидов, спасай Россию» не надо претворять, ведь сами по доброй воле. Так, к 1980 году укомплектовали своими силами, за средства СССР, которые были потрачены на их образование, практически большинство научных центров и университетских лабораторий стран мира. Они нам за это очень благодарны. Итак, сидящий напротив моего друга, обращаясь к нему, ни с того, ни с сего, говорит: «Ты что, жидовская морда, здесь сидишь? Езжай к себе в Израиль!» Друг смутился. Я без разговоров засадил вилку обидчику в подбородок, хорошо — не в горло. Кровь залила всю скатерть. Милиционер вырос как из-под земли, и мы с другом оказались в знаменитом «полтиннике», то есть в пятидесятом отделении милиции города Москвы. Ну, в общем, попал.

В милиции я не растерялся. Составили протокол, меня попросили вежливо выйти. Я удивился этому. Вызвали моего друга. Сижу и вижу: в кабинет по-хозяйски заходит человек, который сидел за соседним столиком. Из кабинета выходят следователь и мой друг. Следователь попросил меня зайти в кабинет. Зашёл. Человек представился, сказал, что они с другом всё слышали, потому как оскорбление было произнесено достаточно громко, и, улыбаясь: «Вилкой-то зачем?» Я ответил: «Машинально». К моему удивлению, разговор закончился, Иван Иванович, так назовём моего спасителя, сказал, что мой домашний телефон он выписал из протокола. Тогда мобильных не было. Сказал: «Свободен. Запиши мой телефон». И назвав день и время, попросил позвонить. Смеясь, добавил: «Можете возвращаться с другом в ресторан». Но, конечно, мы разъехались по домам.

Я, как договорились, позвонил Иван Ивановичу. Мы встретились в гостинице «Берлин», ныне «Савой». Беседа длилась часа два. В основном про мою жизнь, хотя я уверен, что про мою жизнь он знал намного больше меня — профессионал. За поступок он меня не осудил, а только за вилку. Я его спросил: «Как обидчик?» Он сказал: «Нормально. Отвезли в институт Склифосовского. Сделали операцию. Только один зубец вошёл в кость и загнулся. А так, всё хорошо. Претензий не имеет. Заявление не писал». И далее, как в известном фильме, сделал мне предложение, от которого я не мог отказаться. Я благодарен Ивану Ивановичу, он мне помогал на начальной стадии службы. Сам он впоследствии стал генералом. Я объясню, что делали в ресторане Иван Иванович с другом. Для сотрудников КГБ в СССР — это обычное дежурство. На ресторан выделялись денежные средства.»

Джованни

В конце семидесятых долгое время я провёл в Молдавии, на учебно-тренировочных сборах. Проживал тогда в прекрасном городе Тирасполе, где приобрёл много добрых и верных друзей. Хочу рассказать историю об одном из них.

Как-то вечером во время ужина в ресторане к нашему столу подошёл человек невысокого роста, седовласый. Мне его представили — Джованни. Имя меня удивило, но я промолчал. Потом узнал, что в молодости мой новый знакомый был хорошим спортсменом, мастером спорта СССР, чемпионом Молдавии по боксу в лёгком весе. Вскоре мне объяснили, почему этого человека зовут на итальянский манер, хотя на самом деле имя у него Владимир. Надо сказать, у него был старший брат Николай — инженер, кандидат технических наук, уважаемый гражданин города Тирасполя.

Так почему всё-таки Джованни? В пятидесятых годах пользовался особой популярностью американский гангстер Дженовезе, бывший в молодости налётчиком и киллером. Жестокий бандит, но, что интересно, его только два раза привлекали к суду, причем за незаконное ношение оружия. В конце своей бандитской карьеры возглавил семейный клан Дженовезе, который входил в чисто известных мафиозных семей Нью-Йорка, таких как Бонано, Гамбино, Коломбо и Лукезе. Прожил Джованезе семьдесят два года. Умер своей смертью на свободе от инфаркта. Но какая связь между известным американским гангстером и бывшим спортсменом из Тирасполя? Прояснил это мне сам Джованни, он же Владимир.

Как-то в один из будних дней я обедал в ресторане. Подходят ко мне Джованни и его друг Коля Филя, он же Николай Филатов, тоже из бывших спортсменов. Николай занимался академической греблей — не без успехов. Выступал в классе лодок-одиночек, но финишировать в большом спорте не удалось — «засосала опасная трясина», как в известной песне. Только ему не удалось «нажать на тормоза». Я пригласил их пообедать, они, поблагодарив, сели за стол. Не сговариваясь, в один голос предупредили: «Только без спиртного!» Во время обеденной беседы Джованни рассказывал о себе, хотя я его об этом не просил. Он хорошо учился в школе, его старший брат был отличником. В пятом классе Владимир увлёкся боксом — в Тирасполе была хорошая секция с сильным тренерским составом. Окончил школу, выполнил норматив мастера спорта, став чемпионом Молдавии. Затем в течение пяти лет строил атомную электростанцию в Казахстане на полуострове Мангышлак. Тут Коля его перебил: «Джованни, из твоего рассказа можно подумать, что ты лучший друг академика Курчатова!» Курчатов — основатель и первый директор института атомной энергии, главный научный руководитель атомной программы в СССР, один из основоположников в использовании ядерной энергии в мирных целях, лауреат Ленинской премии и четырёх Сталинских, Почётный гражданин СССР. Джованни усмехнулся, подняв брови, и продолжил, отметив, что отбывал там пятилетний срок за разбой, а точнее за нападение на инкассатора: «Дело было в Одессе. Я вырубил инкассатора с одного удара. Вечером собрались поделить куш, но опера нас накрыли. Я получил срок, меньший чем у моих подельников. Они были рецидивисты, а я — первоход, мне дали хорошую характеристику в спорткомитете. И полетел я белым лебедем на стройку в качестве зэка, вместе с комсомольцами, которые тоже принимали участие в строительстве, но в отличие от меня по комсомольской путевке». О том, как трудились, рассказал кратко: «Работали по десять-двенадцать часов шесть дней в неделю. С отбойным молотком только что не спал. Ночью трясся на «шконках». После освобождения сказал себе, что работать по желанию не буду никогда. Родина пусть не обижается.

После двух