Пятеро детей и Нечто - Эдит Несбит

чтобы вы, дети, возили его в бричке. Сколько вы за него возьмете?

– Они ничего не возьмут, – сердито сказал Роберт. – Я не тупее вас… А если бы оказалось, что вы тупая, я бы не удивился. Я буду выступать сегодня, если вы заплатите…

Тут он заколебался, потому что решил запросить слишком высокую цену, но все же договорил:

– Если вы заплатите пятнадцать шиллингов.

– По рукам, – сказала женщина так быстро, что Роберт почувствовал: он себя недооценил, и пожалел, что не попросил тридцать. – Пойдем, познакомишься с моим Биллом. И потолкуем о цене на весь сезон. Ручаюсь, ты сможешь получать до двух фунтов в неделю. Пошли… Только съежься, насколько сумеешь, ради всего святого!

Роберту не удалось сильно съежиться. Быстро собралась толпа, и Роберт оказался во главе восторженной процессии. Все прошли по лугу с вытоптанной желтой пыльной травой, на котором была разбита ярмарка, и приблизились ко входу в самую большую палатку. Роберт заполз в палатку, а женщина пошла звать своего Билла.

Спящему толстяку, видимо, не понравилось, что его разбудили. Сирил, выглянув в щель входа в палатку, увидел, как мужчина нахмурился, потряс кулаком и замотал головой. Женщина что-то тараторила. Услышав «клянусь богом» и «такого куша ты еще не отхватывал», Сирил, как и Роберт, подумал, что пятнадцать шиллингов слишком мало.

Билл, ссутулившись, потопал к палатке и вошел внутрь.

При виде великолепного Роберта он чуть не лишился дара речи. После дети смогли припомнить только, как Билл вскричал:

– Да чтоб мне сдохнуть!

Зато он сразу вынул из кармана пятнадцать шиллингов, в основном шестипенсовиками и медяками, и вручил Роберту.

– После сегодняшнего представления договоримся, что ты будешь исполнять, – проникновенно прохрипел он. – Господи помилуй мою душу! Ты будешь так счастлив с нами, что не захочешь уходить. Можешь спеть мне песню или сплясать?

– Не сейчас, – ответил Роберт, отбросив мысль о том, чтобы попытаться спеть «Однажды в мае» – любимую мамину песню и единственную, какую он смог с ходу припомнить.

– Позови Леви и убери отсюда проклятущие фотографии, – велел Билл своей жене. – Освободи палатку и повесь поперек нее занавеску. Боже, как жаль, что у нас нет трико его размера! Но мы раздобудем трико еще до конца недели. Юноша, считай себя богачом. Хорошо, что ты пришел ко мне, а не к кое-кому другому. Я знавал хозяев, которые били своих великанов и морили голодом; скажу прямо, сегодня тебе повезло, как никогда в жизни. Потому что я просто мирная овечка… Честное слово, не вру.

– Я и не боюсь, что меня кто-нибудь побьет, – сказал Роберт, глядя на «овечку» сверху вниз.

Мальчик стоял на коленях, потому что в палатке не мог выпрямиться, но даже теперь мог сверху вниз смотреть почти на всех людей.

– Но я ужасно хочу есть, – сказал Роберт, – и мне бы хотелось, чтобы меня покормили.

– Эй, Бекка! – окликнул хриплый Билл. – Принеси ему еды – да не какой попало, а самой лучшей, слышишь?

Они пошептались. Дети услышали только: «Завтра пусть первым делом подпишет бумаги». Потом женщина пошла за едой. Она принесла всего лишь хлеба и сыра, но и это показалось большому и голодному Роберту восхитительным угощением. Тем временем Билл отправился расставлять вокруг палатки охранников, чтобы они подняли тревогу, если Роберт попытается сбежать со своими пятнадцатью шиллингами.

– Как будто мы какие-то жулики, – возмутилась Антея, когда до нее дошло, зачем эти люди стоят вокруг палатки.

Так начался странный и удивительный день.

Билл твердо знал свое дело. Очень скоро из палатки убрали фотографии с пейзажами и специальные бинокли, через которые надо смотреть, чтобы пейзажи выглядели объемными. Поперек натянули занавес (вернее, заменивший его старый красно-черный ковер). Роберт спрятался за ковром, а Билл, забравшись на подмостки у входа в палатку, произнес яркую речь. Он начал с того, что гигант, которого он имеет честь представить сегодня публике – старший сын правителя островов Фиджи, вынужденный из-за несчастной любви к герцогине Фиджи покинуть свою страну и найти убежище в Англии, где каждый, какого бы ни был роста, имеет право на свободу. Билл закончил речь объявлением, что двадцать счастливчиков, пришедшие к палатке первыми, увидят великана всего за три пенса с носа.

– Потом цена будет увеличена, – сказал Билл, – и пока не могу сказать, насколько. Так что не упустите свой шанс.

Первым вперед вышел молодой человек, который привел на ярмарку свою девушку, поэтому вел себя по-королевски и сорил деньгами направо и налево. Какая разница, сколько стоит увидеть великана? Дама хочет его увидеть – значит, увидит, хоть за это и запросили три пенса, тогда как все остальные развлечения стоили пенни.

Полог палатки откинули, и пара вошла. В следующий миг собравшиеся услышали дикий вопль девушки.

Билл хлопнул себя по ляжке и прошептал жене:

– Ага, проняло!

Это и вправду была великолепная реклама потрясающего вида Роберта.

Когда девушка вышла, она была бледна и вся дрожала, а вокруг палатки собралась целая толпа.

– На что он похож? – спросил какой-то работник с фермы.

– Просто ужасный! Вы не поверите, – ответила девушка. – Он огромный, как сарай, и такой свирепый! У меня аж кровь застыла в жилах. Такое зрелище я не пропустила бы ни за что на свете.

Роберт скорчил свирепое лицо только потому, что очень старался не засмеяться. Но вскоре смеяться ему расхотелось, а к заходу солнца хотелось скорее плакать и спать. Посетители входили в палатку весь день, по одному, по двое и по трое, и Роберту приходилось пожимать руки всем желающим, и позволять себя тыкать, похлопывать и щипать, чтобы люди могли убедиться, что он настоящий.

Остальные дети сидели на скамейке в ожидании, когда все закончится, и очень скучали. Им казалось, что невозможно придумать более трудный способ заработка. И приходилось терпеть все это за какие-то пятнадцать шиллингов! Билл уже получил в четыре раза больше, потому что весть о великане разлетелась по всей округе, и торговцы в повозках и знатные люди в экипажах съезжались издалека, чтобы на него взглянуть. Один джентльмен в очках, с большой желтой розой в петлице, любезным шепотом предложил Роберту десять фунтов в неделю за выступление в Хрустальном дворце[4]. Роберту пришлось с сожалением отказаться.

– Не получится, – сказал он. – Что толку обещать то, чего я не смогу сделать.

– Ах, бедняга! Наверное, тебя уговорили подписать контракт на несколько лет! Что ж, вот моя визитка; когда срок контракта истечет, приходи ко мне.

– Приду… Если останусь такого же роста, – честно ответил Роберт.

– Если немного подрастешь, тем лучше, – сказал джентльмен.

Он ушел, а