Битва за Севастополь. Одиночный выстрел - Алла Бегунова

Под ногами у Люды шуршали опавшие листья. Кусты шиповника и кизила растеряли их совсем недавно, и теперь сиротливо протягивали к небу тонкие черные ветви. Можжевельник стоял зеленой стеной, не страшась ни ветра, ни дождя. На клумбах, где росли гладиолусы, тюльпаны и розы, темнела коричневая земля. Тот, кто ухаживал за этим сквером, вскопал ее день или два назад. Людмила, подобрав скрученный сухой багряно-желтый лист, попыталась расправить его пальцами. Лист не поддавался. Жизнь его кончилась. Тление и распад остались ему в удел.

Через распахнутые ворота в сквер заехала генеральская легковая машина, выкрашенная в защитный цвет, и двинулась к школе. На такой обычно ездил генерал-майор Петров, и сержант Павличенко, бросив лист на землю, встала по стойке «смирно», приложила руку к пилотке. «Эмка» остановилась. Из нее действительно вышел командующий Приморской армией Иван Ефимович Петров и окликнул снайпера:

— Людмила, ты что тут делаешь?

— Нахожусь на излечении, товарищ генерал-майор.

— Ранена в голову? — Петров подошел к ней ближе.

— Так точно, товарищ генерал-майор.

— Давно?

— Никак нет. Тринадцатого октября, на позициях первого батальона у Татарки. Отражали атаку румынской пехоты, и вот осколок мины…

— Почему каску не носишь, дочка? — строго спросил генерал-майор.

— Это случайно вышло, Иван Ефимович.

— Лечат хорошо? — поинтересовался Петров.

— Превосходно! — радостно доложила она.

— А теперь собирайся, Люда. Плывем в Севастополь. На кораблях.

— Но как же любимая, родная нам всем Одесса, Иван Ефимович? — с болью и горечью произнесла она, шагнув к командующему. — Неужели отдадим город фашистам на разграбление и поругание?

— Таков приказ Ставки, Людмила, — утешая снайпера, Петров по-отечески коснулся рукой ее плеча. — Ты же понимаешь, долг солдата — всегда точно исполнять приказы… Мой приказ тебе: не унывать, верить в победу, сражаться храбро. Кстати говоря, сколько врагов на твоем счету?

— Сто восемьдесят семь.

— Да ты просто молодец! — воскликнул генерал-майор с искренним восхищением. — Отлично стреляешь…

— Так ведь густыми цепями в атаку идут, идиоты, — решила объяснить свой успех Люда. — Даже промазать по ним трудно.

Сильно устал за последнее время генерал-майор Петров. Целыми днями, а то и ночами ездил он по городу, по боевым позициям вверенной ему Приморской армии, проверяя готовность воинских частей к скорой и скрытой эвакуации. Однако тут не выдержал и рассмеялся. Весело блеснули его серые глаза за стеклами пенсне, лицо на минуту утратило выражение суровости. Шутка сержанта Павличенко была какой-то очень жизнеутверждающей. С такими подчиненными и через море плыть можно без малейшего страха или сомнения…

После заката солнца 15 октября 1941 года полки и батареи трех стрелковых дивизий: 25-й, 95-й, 421-й — и одной кавалерийской стали покидать свои огневые рубежи, при полной тишине собираться в колонны и уходить через город к морскому порту. Для того чтобы в темноте они не заблудились, не ошиблись на поворотах улиц и на перекрестках, там нанесли разметку толченой известью и мелом. Арьергардные батальоны оставались в окопах еще два часа и вели по врагу отвлекающий огонь из автоматов, пулеметов и минометов, а потом тоже отступили. Их место на передовой заняли команды разведчиков и местные партизаны, которые имитировали жизнь пехоты в поле: жгли костры, изредка стреляли, передвигались по ходам сообщения. Румыны и немцы не предпринимали никаких попыток атаковать и перейти линию фронта.

Медсанбат № 47, погрузившись на автомашины, двигался в колонне своей Чапаевской дивизии сразу за саперным батальоном. Дорога, изрядно разбитая, не позволяла развивать большую скорость. Но все-таки пригороды Одессы они проехали за час. В самом городе движение замедлилось еще больше. Улицы были забиты брошенными армейскими грузовиками, обозными повозками с разным военным имуществом. Особенно большой затор образовался у главных ворот морского порта — Таможенных, выходивших на Таможенную же площадь.

Люда не была в Одессе полтора месяца. Сейчас, сидя в кузове санитарной «полуторки», с малой скоростью едущей по мостовой, она оглядывалась и старалась надолго запомнить город, за который воевала 73 дня. Осенние сумерки окутывали его улицы, площади, парки и бульвары. Но разрушения, причиненные вражеской авиацией и артиллерией, все-таки бросались в глаза, особенно — в центре. Многие здания лишились крыш, вторых и третьих этажей. Черными провалами вместо окон они печально смотрели на своих защитников, ныне уходящих прочь.

Маршрут 25-й дивизии пролегал по главным улицам Водно-транспортного района: от Преображенской — на Греческую и далее с поворотом на Польский спуск — к Таможенной площади. Внезапно на левой стороне улицы Людмила увидела двухэтажный дом райвоенкомата, разрушенный прямым попаданием бомбы. Здесь в конце июня ее приняли на службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Здесь в сейфе остался паспорт Людмилы со штампом о заключении брака с Алексеем Павличенко. Никакого сейфа среди закопченных стен она, конечно, не увидела. Только провалившиеся балки, только перекрученные остатки железной лестницы, по которой она когда-то поднималась в кабинет военкома.

«Полуторка» застряла на перекрестке, и Люда, созерцая руины райвоенкомата, размышляла о превратностях судьбы. Она постепенно приходила к выводу, что война оказала какое-то магическое влияние на ее жизнь. Людмила хотела быть преподавателем истории в средней школе, а стала снайпером, охотником на людей, одетых в румынские и немецкие мундиры. Она всем сердцем была привязана к своей семье и единственному сыну, но рассталась с ними, повинуясь долгу гражданина. На этой дороге, ведущей к славе или к… смерти, торчал, точно камень преткновения, незадачливый житель маленького городка Белая Церковь Алексей Павличенко. Фиолетовочернильный штамп в паспорте со всей очевидностью свидетельствовал о глупости, совершенной Людой Беловой в отроческие годы. Теперь штамп вместе с паспортом исчез в огненной топке войны. Она могла считать себя свободной от химер недавнего прошлого…

Одесский морской порт, самый крупный на побережье, с пятью километрами благоустроенных причалов, с прекрасным портовым хозяйством, с грузооборотом, достигавшим более десяти миллионов тонн в год, поздним октябрьским вечером напоминал библейский город Вавилон, переживающий последние часы перед катастрофой. Тысячи и тысячи людей в военной униформе наполняли его территорию. Там же находились армейские грузовики, тягачи с тяжелыми гаубицами, танки, бронемашины, походные кухни и другие обозные части, верховые и упряжные лошади Второй кавалерийской дивизии. Ею в июне командовал генерал-майор Петров, и он твердо пообещал конникам, что без них из Одессы не уйдет.

«В ночь на 16 октября оживление в Одесском порту было необычайное, — спустя десять лет после данного события вспоминал генерал армии и Герой Советского Союза И.Е. Петров. — Со всех прилегающих улиц и переулков потоками стекались войска, направляясь к свои кораблям, стоявшим у пирса. Хотя и требовалось соблюдать полную тишину, однако войск оказалось так много на сравнительно ограниченном пространстве Одесского порта, что уберечься от суеты, шума и гомона массы людей было невозможно. Личный состав Одесской военно-морской базы на погрузке проявил величайшую организованность. Не обошлось, правда, и без курьезов. Был случай, когда два ротозея при погрузке свалились с пирса в воду, но их быстро вытащили моряки. Отдельные отставшие солдаты, нарушая общий порядок, блуждали по пристани, разыскивая свои части, и так далее. Но все это не помешало своевременно и полностью закончить погрузку…»