Декстер в деле - Джеффри Линдсей

Но Гарри отказался помогать Гусу, и вскоре Гус ушел. Гарри вернулся к телевизору, ко мне и Дебс, и следующие полчаса пытался изобразить на лице радость.

Два дня спустя обнаружили тело дяди Гуса. Сначала его явно пытали, а потом изувечили и обезглавили.

Еще через три дня после этого Гарри обнаружил мое маленькое мемориальное кладбище домашних животных под кустами в нашем дворе. В следующие пару недель я то и дело ловил на себе его взгляд.

А через три недели после того, как дядя Гус встретил свою преждевременную кончину, мы с Гарри отправились в пеший поход, и несколькими простыми предложениями, начинающимися со слов: «Сынок, ты не такой, как все», Гарри изменил мою жизнь навсегда.

Его план. Его задумка для Декстера. Его превосходно разработанная, здравая и разумная «дорожная карта», с помощью которой я могу чудесным образом навсегда стать собой.

А теперь я оступился на Пути, сделал незначительный, но опасный крюк в сторону. И буквально видел, как отец качает головой и смотрит на меня ледяными голубыми глазами.

«Придется нам упечь тебя за решетку», — сказал бы мне теперь Гарри.

Чатски всхрапнул как-то особенно громко, и я очнулся. Храп был настолько оглушительный, что даже медсестра просунула в палату голову и, осмотрев гудящие механизмы, с подозрением на нас покосилась, как будто мы нарочно издавали непотребные звуки, чтобы создать помехи приборам.

Дебора чуть дернула ногой, едва заметно, словно в доказательство того, что все еще жива, и я вытащил себя из глубин памяти. Кто-то где-то был по-настоящему виновен в том, что вонзил нож в мою сестру. Остальное не важно. Кто-то же это сделал? Недоработочка с моей стороны; придется найти и аккуратно обстричь неопрятный, выбивающийся кончик.

Затем постучалась еще одна мыслишка. Я попытался отогнать ее, но мысль то и дело возвращалась, виляла хвостом и настойчиво ластилась. А когда я все же ее приласкал, показалась вполне разумной.

Я закрыл глаза и попытался вновь проиграть всю сцену нападения. Дверь распахивается… и больше уже не закрывается. Вот Дебора показывает свой значок, падает… Дверь по-прежнему открыта; я тем временем подбегаю к сестре… Выходит, внутри спокойно мог стоять кто-то еще и наблюдать. То есть где-то в городе есть еще какой-то человек, который запомнил, как я выгляжу. Второй, как и предположил детектив Коултер. Немного обидно признавать, что этот слюнявый идиот способен на здравую догадку; впрочем, Исаак Ньютон не отверг гравитацию лишь потому, что яблоко лишено интеллекта.

К счастью для моего самоуважения, я был на шаг впереди Коултера, поскольку мне, пожалуй, уже известно, как зовут этого гипотетического второго. Мы собирались расспросить некоего Брэндона Вайсса по поводу его угроз в адрес управления по туризму, но почему-то напоролись на Дончевича. Они могли жить вдвоем. Еще один коротенький поезд допыхтел до станции: Арабель, уборщица из ресторана «У Джо», заметила двух голубых туристов с камерами.

А я видел двух подходящих под описание пареньков в «Эльфийских садах», тоже с камерами, — они снимали толпу. И потом в управление по туризму прислали видеосъемку с места преступления. Начало неплохое, я даже порадовался: есть надежда, что к Кибер-Декстеру со временем вернутся все его мыслительные способности.

И как бы в подтверждение, мне пришла в голову мысль. Сделаем шаг вперед: допустим, наш гипотетический Вайсс отслеживал эту историю в новостях (что весьма вероятно) — следовательно, он знает, кто я такой, и скорее всего считает меня чрезвычайно достойным собеседником, строго в декстерском смысле этого слова. Или декстеринском? Пожалуй, это я напрасно: мысль получилась малоаппетитной и никак не способствовала добродушному расположению духа. Получается, мне придется либо успешно защититься, когда враг появится, либо поднять лапки. В любом случае на выходе — грязь, труп и широчайшая огласка, к тому же связанная с моей тайной личностью, Дневным Декстером, чего я по мере возможности хотел бы избежать.

Вывод прост: я должен найти его раньше.

Никаких проблем. Всю свою сознательную жизнь я практиковался в поиске — с помощью компьютера. Фактически именно эта моя способность и привела к тому, что сейчас мы с Дебс оказались в заднице; даже чувствовалась определенная симметрия в том, чтобы выбраться из ситуации посредством той же самой способности.

Отлично, за работу! Труба зовет, пора к верному компьютеру.

И в этот момент все стало вдруг происходить одновременно (как всегда, когда я чувствую готовность к решительным действиям).

Только я набрал в грудь воздуха, готовясь встать со стула, как Чатски распахнул глаза и начал:

— А, здорово, парень, мне врачи сказали…

Его прервал звонок моего мобильного телефона.

Только я хотел ответить, как в комнату вошел врач, говоривший что-то двум интернам, семенившим за ним по пятам.

А потом, в скоропалительной сумятице всех этих звуков, я услышал голос в телефоне — одновременно с голосами Чатски и врачей:

— Смотри-ка, парень, это док…

— …«Волчата-скауты», а у подружки Эстор свинка…

— …высшая нервная деятельность…

В очередной раз я порадовался тому, что отличаюсь от нормальных людей; будь я как все — не выдержал бы этой суматохи, швырнул бы стулом во врача и с воплем бросился бы прочь из комнаты. А так всего лишь отмахнулся от Чатски, отвернулся от докторов и сосредоточился на телефоне.

— Прости, я не расслышал.

— Ты нам очень нужен дома, — повторила Рита. — Если ты не слишком занят. У Коди сегодня вечером первое занятие у скаутов, а подружка Эстор, Люси, заболела свинкой! Значит, девочке туда нельзя, и кто-нибудь из нас должен с ней сидеть, понимаешь? Вот я и подумала… Или ты опять застрял на службе?

— Я в больнице.

— А… — протянула Рита. — Тогда ладно. Как она, получше?

Я обернулся и посмотрел на столпившихся врачей. Медики изучали кипу выписок, очевидно, относящихся к Деборе.

— Сейчас узнаем, — сказал я. — Тут как раз врачи.

— Ну, если… я, наверное, могла бы… знаешь, Эстор тоже можно взять к скаутам, если…

— Я отвезу Коди, — перебил я. — Вот только с докторами переговорю.

— Точно? Потому что ты же знаешь, если…

— Знаю, — соврал я. — Скоро буду дома.

— Хорошо. Я тебя люблю.

Отключив телефон, я снова повернулся к врачам. Один из интернов приподнял веко Деборы и светил ей в глаз фонариком. Главный врач наблюдал, делая пометки.

— Прошу прощения, — начал я, и он повернулся ко мне.

— Да? — Его улыбка показалась мне наигранной, причем гораздо менее убедительной, чем умею изображать я сам.

— Она моя сестра, — пояснил я.

Доктор кивнул: