Боишься ли ты темноты? - Николай Пономарев

— Я всё сделал, как надо?

Сергей кивнул.

— Тогда я пойду?

— Иди. Спасибо тебе.

Ярослав исчез в спальне. Мимо проходили девчонки, готовящие столовую к празднику, воспитатели, нянечки, руководители кружков. Сергей стоял в коридоре и размышлял, на сколько его ещё хватит в такой обстановке. Что делать с Верой Ивановной? Что делать с мальчишкой, которого он хочет взять к себе, а тот ему не верит? Что, в конце концов, происходит? Он подумал ещё минуту и вошёл в спальню. Ярослав лежал на кровати и плакал. Коробка конфет валялась на полу. Сергей поднял её, швырнул на тумбочку, а сам сел рядом с Ярославом:

— Хватит, — сказал не то себе, не то мальчику. Потом добавил: — Взрослый уже парень, а ревёшь.

— Вам-то что, — пробурчал Ярослав.

— Мне что? Да почти ничего… Ярослав, ты хотел бы поехать жить ко мне? Не в гости, а совсем. Понимаешь? Будешь мне как брат, что ли…

В комнате стало тихо. Сергей подождал минуту и напомнил о себе:

— Что скажешь, Ярослав?

Ярослав развернулся, посмотрел на Сергея, рассеяно моргая:

— А… а зачем я Вам? Я дерусь, убегаю… Вон напился…

— Значит, на перевоспитание, — кивнул Сергей, — попробую сделать из малолетнего преступника нормальную личность. Это убедит меня в собственной педагогической мощи.

Ярослав сел, зачем-то наматывая на руку покрывало и спросил:

— А когда?

— Скорее всего, с первого июля. У вас тут ремонт начинается, всех отправляют по лагерям и родственникам, а ты поедешь ко мне. Наберём с тобой переводов и засядем на два месяца. Иногда такие интересные тексты попадаются…

— А назад? В сентябре? — Ярослав вытер остатки слёз.

— Ярослав, — серьёзно сказал Сергей, — просто на лето я могу взять тебя в любом случае. Понимаешь? Но, если мы с тобой нормально приживёмся, если ты сам захочешь, останешься совсем. Да и уволюсь я, наверное, отсюда.

Ярослав молчал. Сергею казалось, что это молчание никогда не кончится. Потом мальчишка вздохнул:

— А Вы совсем на меня не злитесь, да? Вера Ивановна сказала, что злитесь.

— Она ошиблась, — мирно сказал Сергей. — Ну ладно, думай. И не плачь больше, хорошо?

— Это у меня такой организм неправильный, — оправдался Ярослав, — чуть что — слёзы. Я и дома вечно ревел. Вот всех за двойки дома ругают, а меня жалели — так я расстраивался…

— Хорошо, что предупредил. Значит, как двойку схватишь, стану тебя успокаивать.

Ярослав улыбнулся. А в коридоре уже запахло обедом.

— Умывайся, надевай белую рубашку, и пошли в столовую, — сказал Сергей, — там сегодня, наверняка, чего-нибудь сладкого напекли.

— Сергей Фёдорович, — тихо позвал его Ярослав, когда Сергей выходил, — я Вас буду слушаться. Я всё-всё буду делать. Только возьмите меня, пожалуйста, навсегда!

Сергей быстро кивнул и вышел. Всё. Обратного хода не было. Но, как ни странно, вдруг стало легче. Всё решилось и теперь начнётся нормальная жизнь. Придётся учиться готовить еду, ходить в школу на родительские собрания, и гонять пацана вечерами от телевизора. Может, это и есть счастье? Сергей улыбнулся.

Через два дня похолодало. Натянуло тучи и зарядили дожди. В такую погоду никому никуда выходить не хотелось и, кроме экзаменов и консультаций, ребята детский дом не покидали. В корпусе было прохладно, сыро, многие были слегка простужены. Особенно расклеилась Женька: она то кашляла, то чихала, то ныла без повода, чем изводила и девчонок в комнате, и воспитателей. Шестого июня в детдом неожиданно заявилась её тётка и выразила готовность взять Женьку к себе на выходные. Директор разрешил, и на следующий день Женька собиралась. Ярослав сидел у девчонок в комнате и смотрел, как Женька осторожно укладывает в пакет подаренную Инной Яковлевной кружку. Ярослав подумал, что тоже заберёт свою, когда уедет к Сергею Фёдоровичу.

— Возьму с собой, — приговаривала Женька, — а то тут всякие живут. Им что кота на гараж, что чужую чашку грохнуть.

— Заткнись, мешаешь, — прошипела Вика. Она сидела за столом и пыталась решить примеры по алгебре.

— Всё равно экзамен завалишь, — уверенно сказала Женька. — Можешь не надрываться!

— Пошла ты! — Вика зло посмотрела на Женьку, потом отшвырнула учебник и тетрадь, едва не угодив в Ярослава и, положив руки на стол, упёрлась в них лбом.

— Я уже пошла, — согласилась Женька, — меня Ярик проводит.

— Он проводит, — Вика усмехнулась, — с чего ты взяла? Думаешь, он тут торчит, чтобы тебя драгоценную к тётке везти? Ну ты, Воробьёва, и дура!

Ярослав вздохнул. Похоже, его делили. Причём без его участия.

— Я пришёл, потому что Женька уезжает, — сказал он. — Чего ругаться-то?

— А ты, Снежинский, ослом не прикидывайся, — перебила его Вика, — ты реши, с кем ты. А то тебе как-то слишком классно. Со мной ты трахаешься, с Женькой ходишь, а Серёжа и вовсе тебя к себе забирает… Тебе не много?

— А тебе что, завидно?

— Не завидно. Просто ты дурак, Снежинский. Ты себе такие проблемы наскребаешь! Я ведь могу тебе жизнь испортить.

— А ты, — Ярослав разозлился, — ты меня используешь. Думаешь, раз я тебя люблю, то и буду как собачка за тобой на поводке бегать!

— А что, не так что ли?

— Не так! — крикнул Ярослав. — Я человек, а не собачка!

И замер. Нельзя было говорить это слово. Потому что раз вспомнилось, вдруг приснится… “Я этого не говорил, — подумал Ярослав, — я не говорил этого! Мне послышалось!”

— Я этого не говорил!

— Поздно, — сказала Вика, приняв эту фразу на свой счёт. — Значит, всегда был тихий хороший мальчик, а теперь завозникал…

— Ты дура, Вика, — тихо сказал Ярослав, — красивая дура. У нас ведь могло быть всё хорошо. Я тебе бы стихи читал, я бы тебя на руках носил…

— Засунь себе свои стихи в…, — Вика засмеялась. — Тоже мне, кавалер! Да с тобой ни одна девка не ляжет! Тебя раздеть страшно! Ты как мужик — полное дерьмо!

Она ещё что-то кричала, но Ярослав не стал слушать. Он вышел в коридор. За ним, обматерив Вику напоследок, выскочила Женька. Ярослав смотрел на Женьку и думал, как же он может любить Вику. Она такая жестокая! Да и любит ли он её? Ярослав поискал в себе то чувство, которое испытывал при одной мысли о Вике, но оно почему-то не находилось. Он удивился. Снова повспоминал, как весенними вечерами специально ходил по коридору на втором этаже, чтобы увидеть Вику. Как будто мало ему её было в классе, в столовой, в учебной комнате детдома… Странно, но теперь он так не делал. Но не из-за дурацкого же случая с краской! Если бы Женька облила Вику хотя бы месяц назад, он бы Женьку возненавидел. А теперь… “Всё дело в подвале, — подумал Ярослав. — Мы вели себя, как идиоты”. Вот теперь и стыдно и противно. Что бы мама с папой сказали, если бы он напился, живя дома? Да ему и в голову такое бы не пришло! Неужели он так изменился?