Доверься мне - Бекка Мак

— Да, блять, еще как.

Эммет шикает на меня, зажимает рукой мой рот и прижимает к стене. Он подносит к губам палец, а потом отпускает меня и указывает на лестничную плошадку, откуда доносится голос Кары.

— Он тебе нравится, — обвиняет она.

— Конечно, он мне нравится, Кара. Он очаровательный и смешной, из-за него я улыбаюсь, что раздражает. Кажется, я схожу с ума, потому что влюбляюсь в Картера Беккета.

Еще как влюбляется. Очаровательный? Есть. Смешной? Чертовски. Заставил ее улыбнуться? Лучший комплимент. Эммет закатывает глаза, а я радостно стучу себе по груди.

Оливия продолжает.

— Что, черт возьми, со мной не так?

Ай. Больновато. Неужели я настолько плох? Глупый вопрос, если подумать. Я не тот, с кем можно строить отношения.

Но может быть… может быть, с ней я смог бы. Во всяком случае, я хочу попробовать.

Их голоса затихают, и когда я высматриваю их из-за угла, я хмурюсь. Они ушли, и я не знаю куда.

Через пять минут Кара возвращается. Одна.

— Она ушла? — черт. Я как-то все испортил, да?

Кара раздражена.

— Какова твоя конечная цель, Картер?

— Конечная цель? — что, черт возьми, это значит? Я хотел поцеловать Оливию, и я это сделал. Мне нравится она, я нравлюсь ей. Почему все делают из мухи слона?

— Да, Картер, конечная цель. Какой у тебя план?

— Я хочу… — я почесал голову. Я хочу увидеть ее снова. Я хочу сводить ее на этот чертов диснеевский мультик. Я хочу поцеловать ее еще пару раз. Быть может, пообниматься с ней у меня на диване, пока мы перед камином смотрим телевизор, а я играюсь с ее волосами, потому что они мягкие и приятно пахнут.

— Ты даже не знаешь, чего ты хочешь.

— Это неправда. Я хочу Оливию.

— Ты хочешь каждую девушку.

— Это не тоже самое, Кара. Не с ней.

Эти интрижки никогда не были про желание. Это были попытки утолить жажду, временно заткнуть пустую дыру в моем сердце. Потому что, по правде говоря, я обещал маме не упустить любовь, как у нее с отцом, но большая часть меня знала, что мне такой не найти, да мне не хотелось этого. Любить кого-то настолько сильно, значит быть слабым, значит рисковать частью себя. Частью, которую ты не можешь себе позволить потерять.

С Оливией пустота не причиняет такую сильную боль. Не знаю почему, но это так. И одна лишь мысль об этом до чертиков пугает меня.

Не знаю, что Кара видит во мне, но это смягчает ее суровые черты и пробуждает ее большое сердце, которое она часто скрывает. Вздохнув, она говорит мне, что Оливия пошла наверх, в ванную, перевести дух и просит меня дать ей пару минут.

И я даю. Я даю ей пять минут, потом десять. Чем дольше я жду, делаю вид, что прислушиваюсь к разговору, тем больше меня мутит. Когда я в пятый раз просто так открываю холодильник, Адам вздыхает.

— Просто сходи за ней, чувак.

С шестью упаковками пива под мышкой я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Я проверяю каждую комнату на этаже, и хмурюсь, когда никого не нахожу. Часть меня думает, что она ушла, прокравшись через парадную дверь, но потом я вспоминаю, что видел ее каблуки на полу кухни.

Сквозь щель в двери в конце коридора льется золотистый свет и чувствуется тонкий аромат горящего вишневого дерева. Я открываю дверь и медленно захожу в свою спальню.

В самой комнате той, кого я ищу, нет, но через стеклянные двери лоджии пробивается холод. От дуновения ветра шевелятся занавески, и я иду на запах огня, на лоджию. Там, на гамаке рядом с камином лежит девушка, которую я ищу. Она свернулась калачиком под одеялом.

Оранжевое пламя разгорается вокруг нее, освещает мягкие линии ее лица, нежный вздох ее груди, припухлость губ. Она глубоко дышит. Подложив руки под подбородок, Оливия крепко спит, и от этого сладкого зрелища в моей груди что-то щемит.

В моем доме никогда не было женщины, от которой я чего-то хотел. Я никогда не позволял женщинам расслабляться на моей территории настолько, чтобы они засыпали. Мне никогда не приходилось прилагать столько усилий, чтобы подавить тоску, от которой я практически чешусь, так сильно я хочу улечься с ней рядом, притянуть к своей груди и просто, блять… быть.

Так было до Оливии.

Когда я опускаюсь на подушку рядом с ней, я думаю о том, разделится ли моя жизнь на до и после Оливии. Может, это уже произошло. Эта мысль радует меня настолько же, насколько пугает. Стоит ли оно того?

Оливия слегка вздрагивает, пальцы ног прижимаются к моему бедру, и холод ее кожи обжигает меня через толстую ткань джинсов. Накрыв ее ноги пушистым одеялом, теплым от огня, я сжимаю ее пальцы, пытаясь их согреть, прежде чем зима западного побережья нанесет необратимые повреждения самым милым пальчикам, которые я когда-либо видел.

Она подгибает ноги, и мурчит, потягиваясь руками после сна как котенок. Ее темные ресницы трепещут и открывают глаза цвета кофе. Когда она понимает, что не одна, она со стоном опускает голову обратно на подушку, зарываясь лицом в ладони.

— Пожалуйста, скажи, что ты не застал меня спящей на балконе твоей спальни.

— Я не застал тебя спящей на балконе в моей спальне.

Она смеется и садится.

— Я не шарилась или что-то типа того.

— Так как же тогда ты оказалась в моей спальне, а потом на моем балконе, и свернулась калачиком под моим одеялом, которое, кстати, лежало на моей кровати?

— Я… Я…

Я поднимаю бровь, и ее шея и щеки краснеют.

— Я не рыскала в твоих вещах, — заверяет она, и делает большой вдох. — Я чувствовала слишком много всего сразу и не могла нормально думать, поэтому пришла сюда, хотела побыть в тишине. Мне стало любопытно, свет был включен. Твоя спальня оказалась не такой, как я ожидала, а потом я наткнулась на камин, угли были еще горячими, и этот чертов вид, Картер, он невероятный. Я просто залипла на него, надеюсь, ты не разозлишься на меня за то, что я нарушила твое личное пространство и заснула в нем.

Разозлюсь на нее? Я не злюсь. Я просто глазею на нее, наблюдаю за тем, как она не прекращает говорить, но при этом так невероятно выглядит. Ее внешний вид так дико противоречит острому сарказму, который уживается в ней с чрезмерной заботой о том, что подумают другие.

По-чесноку? Она мне безумно