«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

Женька отполз на четвереньках, за ремень подтянул к себе финскую трехлинейку, проверил патронник. Заряжена, да. Руки дрожали… Совсем не в себе товарищ переводчик, как мальчишка, ей-богу…

Земляков не без труда встал на ноги.

Капрал замычал, приподнялся на локте. Потрогал лицо, лоб — из-под кепи текла кровь. Финн посмотрел на пальцы, потом на Женьку…

Земляков вскинул винтовку.

Капрал оперся о землю, встал. Смотрел уже не в ствол, а на русского лейтенанта в гимнастерке с окровавленным воротом. В глаза смотрел. Упрямый. Морда разом повзрослевшая, вся в модернистских угловатых ссадинах от рукояти ТТ.

— Вали отсюда, — прохрипел Женька. — Нах пошел, говорю…

Финн что-то сказал, выплюнул зуб. Не желал, значит, чтобы в спину стреляли.

Земляков качнул стволом в сторону ворот, что на улицу вели, опустил винтовку. Надо сумку поднять. Не дай бог пропадет. Вот же идиот Евгений Германович, сунулся в драку со всей почтой секретной…

Финн брел к воротам. Оглянулся на лежащего фенриха.

— Готов он. Вали, вали отсюда, — сказал Женька.

Офицер действительно хрипеть уже перестал. Руки, зажимавшие пробитое горло, разжались, глаза в июньское дымное небо вглядывались.

Капрал вышел за ворота — неуверенно затопали сапоги, — побежал. Это он правильно…

Женька спешно содрал с пояса покойника-фенриха кобуру, нагреб в карманы винтовочных патронов и рванул к калитке. Винтовка и неудобная сумка с обрывками ремня страшно мешали…

* * *

В «подкроватном» доме все было спокойно. «Минно-взрывные» баллоны мирно ждали на месте — порченный шипеть давно перестал. Женька жадно попил из-под крана — вода текла исправно. Надо же, словно сто лет прошло, а водопроводу хоть бы что. Звук перестрелок удалился — сейчас яростно палили в северной части города — наши добрались до моста у залива.

Своих Женька увидел только часа через полтора — четверо разведчиков осторожно двигались вдоль домов. Женька, на всякий случай пригнувшись за подоконником, окликнул:

— Эй, славяне, не стреляйте! Свои! Проверены здесь дома. Вы майора Жириновского бойцы?

Жириновского автоматчики почему-то не знали, но с их озабоченным ротным Женька разговаривал уже через десять минут. Лейтенант взглянул на удостоверение, в серьезность ситуации вник. Эвакуация трофейной спецтехники дело важное, содействие окажут.

* * *

Катил в тыл Земляков с удобством — сидел у заднего борта трехтонки, придерживал ногами баул с «трофейным секретным грузом», машина была полна пустых снарядных ящиков — громыхали ужасно. Заскорузлый воротник тер порезанную шею, жрать хотелось как из пушки. В остальном ничего. До Арсаллми довезут, дальше попыхтеть придется. Но карман галифе оттягивал вполне надежный «лахти»[55]. Еще бы еще ремешок у полевой сумки изловчиться починить…

20 июня

Вечер.

Выборг взят. Финны спешно отходят на водный рубеж к Кивисалми.

20–21 июня

У озера в 3,5 километра

северо-восточнее хутора Арсаллми

20.35

— Я думал, мортиру волокут на конной тяге, — сказали из-за толстого ствола.

Коваленко стоял под сосной, небрежно держа автомат — массивный «суоми» выглядел в лапе старшего лейтенанта легковесной пневматической игрушкой.

Женька опустил баул, рухнул на дорожную пыль рядом — последний километр марш-броска товарища переводчика чуть не угробил. От хутора до озера оказалось значительно дальше, чем помнилось. И вообще это не легководолазное снаряжение, а чушки свинцовые.

— Ты продышись, продышись, — посоветовало начальство. — Прямо трактор какой-то. Значит, сходил нормально? Молодец. Мы тебя, правда, к обеду ждали.

Женька попытался сплюнуть клейкую слюну, махнул дрожащей рукой в сторону хутора и за хутор.

— Да я бы помог, — не совсем правильно понял Коваленко вялую жестикуляцию курьера. — Но ты по дороге прешься, думаю, высунусь навстречу, демаскирую. При нашем-то птичьем положении…

Спорить сил не было, Земляков вытер потное лицо пилоткой — остались красноватые кирпичные разводы.

— Пойдем, умоешься. Очки-то не потерял? — старший лейтенант подхватил проклятый тюк за лямки…

* * *

— Я просто говорю, что это странно, — прошептала Марина, по привычке отмахиваясь веточкой от комаров. Вообще-то, после натирания пахучей жидкостью, что вместе с водолазным костюмом принес очкарик-переводчик, насекомые бойцов облетали.

Павло Захарович закряхтел:

— Та чо такое? Отож охфицеры. Московские! Оно секретна там все.

Злиться себе Марина запретила — Торчку уже сорок лет. В прошлом человек живет, в досоветском. Образование, можно сказать, церковно-приходское, сплошь замшелый, отсюда и нерешительность, да и трусоватость. И Трофимов только глазами хлопает. Его, конечно, привлекать было нельзя. Без году неделя в контрразведке, мальчишка совсем. Впрочем, следственного опыта ни у кого нет. Торчок в СМЕРШе чуть больше двух месяцев. Оба, как говорил Варварин, «глухи к нюансам».

Старшина Шведова прикусила губу. Не отвлекаться. Объяснить еще раз. Больше опереться не на кого, придется обойтись наличными силами. Приказать бы, да здесь не учебный полк, старшинской лычки для гавканья маловато.

— Ты, Павло Захарович, сам подумай. Прибыла опергруппа из Москвы, с самого Верха. Ей дадут прикрытие, сопровождающего, транспорт нормальный, или не дадут?

— Ото ж, оно, прикрытие, — Торчок кивнул на Леху.

Трофимов вздохнул — сам понимал, какое из него прикрытие. В свежих бинтах младший сержант выглядел поприличнее, но все равно… Хиловатое сопровождение для московских гостей. Да, выходит, и не встречались они с местными представителями контрразведки. Отчего бы это?

Потому что вовсе не московские они «москвичи». В этом старшина Шведова была почти уверена. Липовые. Вот как пить дать липовые.

Рассмотрим нюансы.

Внешний вид. Все правильно. Следы сапог совершенно напрасно ползала-рассматривала — немцы уже давно ляпов с гвоздями-каблуками не делают. Знаки различия, погоны, подворотнички — кривовато, вполне естественно. Но! Старлей от скуки вздумал подшиву постирать. Взялся пришивать — заминка. Не привык. К таким вот воротничкам не привык. Стопроцентно. Шить умеет, но… Нюанс? Надо было рискнуть, ближе глянуть. Подсела бы, помощь предложила. Он бы, гад такой, поверил. Сразу видно, к бабьему вниманию привык. Но не могла себя пересилить, дура…