Неугомонная Джози - Сандра Стеффен

Мэллори и Мелисса проболтались, когда играли с котятами, что Джози навещала ранчо. Значит, она не уехала к себе в Теннесси. Спокойно жила где-то неподалеку. Тогда Кен понял, что нечего ему притворяться, будто все это ему безразлично.

Вынув сигарету из кармана, Кен подумал, что с Джози никогда не было все однозначно и просто.

В груди Кена бурлили эмоции, затопляя разум. Спрыгнув с изгороди, он снял шляпу и со злостью отшвырнул ее в сторону. Обычно в таких случаях он седлал Сталкера и носился ночами по ранчо, пытаясь разрядить нервы и успокоиться. Сталкер был лучшей лошадью, которую когда-либо видел Кен. Словно бы чувствуя настроение хозяина, лошадь мчалась во весь опор. Кен давал Сталкеру лучшего овса и поил водой, когда они возвращались. В конце концов, лошадь не виновата, что ночные скачки не помогали Кену забыться.

* * *

Кен медленно открыл глаза. Сапоги скрипнули, когда он опустил ноги с кресла, на котором сидел.

Он не помнил, как заснул, сидя в кресле. До него донесся плач ребенка. Баузер, которого отправили жить в дом Кена, заскулил. Плач усилился. В доме Спенса зажгли свет. Если бы Кен мог, он бы улыбнулся. Маленькая Миранда хорошо тренировала своих родителей. Посмотрев на освещенное окно, он потрепал Баузера по холке и медленно поднялся.

Подойдя к большому дому, он на мгновение остановился, вошел и замер между гостиной и столовой, где Джози танцевала с Трейсом. Гвен подняла голову, оторвав взгляд от девочки, которую держала на руках и кормила грудью. Кен смущенно отвел взгляд. Гвен покачала головой и улыбнулась.

– Ты всегда был джентльменом.

Взглянув на нее, Кен подумал, как, должно быть, счастлив его брат.

После долгой паузы он сказал:

– Вы могли бы назвать ее Мэгги.

Гвен удивилась:

– Может быть, мы так назовем следующую. Я уже попросила Джози быть нашей повитухой.

– А Спенс в курсе, что ты собралась родить четвертого?

– Не беспокойся, – Гвен лукаво улыбнулась. – Я доверю ему эту тайну, когда придет время.

– Я тоскую по ней, Гвен.

Кен не знал, как она поняла, что речь идет о Джози.

– Тогда иди к ней.

– А где она?

Покачав головой, Гвен устало улыбнулась и сказала:

– Я думала, ты никогда не спросишь об этом.

И назвала адрес.

– Кен! – окликнула она удаляющегося деверя. – Но ведь сейчас три часа ночи! Ты не хочешь подождать хотя бы до рассвета?

Кен покачал головой. Если человек ничего не может поделать, чтобы вернуть умерших, то вернуть сбежавшую женщину в его силах. Он очень надеялся, что ему это удастся.

Не считая нескольких освещенных улиц, в Баттернате было темно. Мчась по деловому району городка, Кен вспугнул парочку голубей, устроившихся на единственном в городе знаке «стоп». Он повернул в конце улицы, остановившись у обочины напротив дома, адрес которого дала Гвен. С сильно бьющимся сердцем Кен выскочил из машины и направо вился к освещенной веранде, так же, как в свое время шел к неизвестному огоньку в горах.

Обойдя клумбу с цветами, он ступил из темноты на залитый светом порог. К горлу подступил комок, когда он увидел Джози, склонившуюся над очередным скворечником. Тихо, чтобы не испугать ее, он произнес:

– Привет.

– Джози застыла, пол под ногами поплыл, мурашки пробежали по спине, но она ничем не выдала волнения. Только глаза уставились в одну точку. Она не хотела поддаваться обаянию его хриплого голоса и особенно не хотела, чтобы так трепыхалось ее сердце при виде влажного блеска в его глазах и глубоких теней на щеках.

Джози с облегчением вздохнула, когда он прошел в комнату и стал рассматривать скворечники, которые она смастерила.

– А что с остальными? – спросил Кен так таинственно, как будто это шептала сама ночь.

Продолжая работу, Джози, наконец, обрела дар речи:

– Я продала их. Сильвия была права. Люди в городе платят хорошие деньги за вещицы, которые я делаю ради удовольствия. Заказы так и сыплются со всех сторон. Я едва успеваю выполнять их.

– Так вот почему ты работаешь в четыре часа утра?

Она на мгновение замерла.

– Не спится.

Он ничего не сказал, и она продолжила:

– А ты что здесь делаешь, Кен?

Он обернулся и медленно сдвинул шляпу на затылок.

– Я задавал себе этот вопрос тысячу раз. Что ты здесь делаешь, Кен? Здесь – на этой земле, на этом ранчо, в этой жизни? И знаешь, до того, как очутился в твоей горной хижине, я думал, что знаю. У меня были друзья. У меня были братья, Гвен и племянницы. У меня была престижная профессия и крыша над головой. Мне казалось, из-за всего этого стоит жить. На протяжении долгого времени я уверял себя в этом. Да так оно и было на самом деле, пока я не встретил тебя.

В хриплом голосе звучала нотка раскаяния, отозвавшаяся болью в ее душе. В глазах Джози сверкнули слезы.

– Я была не права, заставив тебя жениться, Кен. В конце концов, говорят же, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Ты прости меня. Я подписала документы о разводе перед тем, как уехать.

Она знала, что он смотрит на нее, но была не в силах поднять голову.

– Я приехал сюда не для того, чтобы выслушивать твои извинения, Джози. И уж конечно, не для того, чтобы развестись. Неважно, что мы думали когда-то. Ты не заставляла меня делать что-либо против моей воли там, в Хоук-Холлоу. Мы с тобой оба знаем, что Саксон обязательно бы велел ребятам опустить ружья, попроси я его об этом. Наше венчание было первым шагом на моем пути к новой жизни. Сегодня я делаю второй шаг.

Несмотря на ночную прохладу, Джози стало вдруг тепло. Она не видела глаз Кена из-за слез, но знала, что они блестят от разочарования в прошлом и надежды на будущее.

Он неуверенным движением коснулся края шляпы и пробормотал:

– А о Мэгги я непременно тебе расскажу. Я никогда не знал, что обычно следует говорить об умерших.

Глядя на Кена, Джози готова была задать ему кучу вопросов. У него все еще было лицо изгоя, щеки поросли двухдневной щетиной, волосы нечесаные… Но он не изгой. Он обыкновенный мужчина. Мужчина, который любил и терял, как каждый из нас в этом мире.

Осторожно подбирая слова, Джози спросила:

– Она была сестрой Гвен, ведь так?

Кен кивнул. Джози подумала: как, должно быть, ему было трудно потерять жену, в то время как его брат продолжал жить с ее сестрой. Для всех это было большой потерей.

После очередной паузы Джози решила спросить:

– Какой она была?

Его скулы напряглись, он тяжело вздохнул, но, в конце концов, ответил: