Радиевые девушки. Скандальное дело работниц фабрик, получивших дозу радиации от новомодной светящейся краски  - Кейт Мур

Закончив читать отчет Дринкеров, Роедер был ошеломлен. Это просто не может оказаться правдой. Несколько дней он собирался с мыслями, а затем, в июне 1924-го, повел продолжительную переписку с доктором Дринкером. Словно позабыв неоспоримые выдающиеся способности врача – из-за которых Роедер и нанял его изначально, – он заявил, что озадачен его заключениями, и ему нужно «увязать как-то в своей голове ту ситуацию, которую вы обнаружили». Вместе с тем – возможно, предупреждая предложение Дринкера о дальнейшем обсуждении проблемы, – Роедер подчеркнул, что слишком занят, чтобы с ним встречаться. Занят настолько, что он «планировал пожертвовать своими субботами, которые летом обычно проводил на побережье», чтобы больше времени находиться на работе.

Восемнадцатого июня 1924 года, когда Гарольд Вьедт написал в Департамент труда, чтобы поделиться искусно выбранными выжимками из отчета Дринкера, Роедер и Дринкер все еще продолжали спорить в переписке. В тот день Роедер пренебрежительно написал Дринкеру: «Ваш предварительный отчет является, скорее, рассуждением с гипотетическими заключениями, основанными главным образом на косвенных доказательствах».

Разумеется, врач не оставил это письмо без ответа. «Сожалею, что вы сочли наш отчет предварительным и основанным на косвенных доказательствах, и боюсь, что его повторение вряд ли сможет изменить подобное впечатление». Он снова подчеркнул: «Мы обнаружили изменения в составе крови у многих ваших сотрудников, которые не могут быть объяснены какими-то иными причинами».

Их горячий спор продолжался, и письма так и летали туда-сюда. Роедер оставался непреклонным: «Мне все равно кажется, что мы должны установить точную причину».

Втайне Дринкер отнесся к позиции президента компании с неожиданным пониманием. Одному своему коллеге он написал: «Из-за той неблагоприятной финансовой ситуации, в какой он оказался, ему сложно делать про радий какие-либо заявления, кроме как называть его безопасным, полезным веществом, которого вокруг должно быть как можно больше». Он добавил: «Мне не кажется, что [компанию] можно винить» в случившемся с девушками.

Такая позиция врача могла как минимум частично объясняться сферой его специализации: охрана труда. До 1922 года факультет Дринкера в Гарварде полностью финансировался предпринимателями, и даже в 1924 году коммерческие фирмы продолжали выделять деньги на спецпроекты. Публичное обвинение столь авторитетной организации, как USRC, не было бы с его стороны мудрым шагом.

Один из врачей по гигиене труда говорил: «Мы что, занимаемся этим, чтобы помогать выполнять какие-то вялые, дурацкие социальные программы? Мы что, занимаемся этим, чтобы заручиться расположением рабочих? Нет. Мы занимаемся этим, потому что это прибыльный бизнес».

Таким образом, после обмена мнениями между Роедером и Дринкером, в ходе которого – возможно, чтобы приструнить врача, – Роедер не забыл упомянуть о «практически полном закрытии производства из-за застоя», воцарилась тишина. Целиком отчет так и не был опубликован; Департамент труда удовлетворился версией событий, которой придерживалась компания; красильщицы циферблатов больше не слушали взбалмошные сплетни и вернулись на работу; а Артур Роедер смог и дальше вести свой бизнес.

Так было до тех пор, пока Кэтрин Уайли не сунула свой нос куда не следовало.

Роедер этого не знал, однако Уайли и женщина-врач, у которой она попросила помощи, доктор Алиса Гамильтон (работавшая на одном факультете с Дринкером), спутали ему все карты. Гамильтон узнала, что отчет Дринкеров не опубликован по той причине, что, как полагал Сисл Дринкер, для этого требовалось согласие Роедера, которого ждать не приходилось, так как компания скрывала истинные результаты расследования. Уайли сочла позицию Дринкеров неэтичной, а его самого назвала недобросовестным.

Тогда эти две женщины составили план действий. Не зная, что компания USRC уже предоставила Департаменту труда вводящее в заблуждение резюме отчета, они сговорились попросить Джона Роача добыть результаты у самого Роедера. Такой ход, как им казалось, не оставит Роедеру выбора, и отчет будет обнародован, так как Роедер вряд ли мог отказать Роачу с учетом занимаемой им должности.

Таким образом, когда Роач сообщил Уайли, что на самом деле уже ознакомился с отчетом Дринкеров – и что тот доказал непричастность компании, – она была потрясена. Уайли немедленно сказала Гамильтон, а Гамильтон, не только знавшая Дринкеров лично, но и уверенная, что они будут возмущены подобным искажением полученных ими данных, сразу же написала Кэтрин Дринкер.

«Полагаете ли вы, – спрашивала она с нарочитой наивностью, – что Роедер мог посметь выпустить фальшивый отчет от вашего имени?» Кэтрин Дринкер ответила незамедлительно, что они с мужем крайне возмущены мыслью о том, что Роедер мог исказить их результаты. «Он оказался, – гневно заключила Кэтрин, – настоящим негодяем». По настоянию жены Сисл Дринкер написал Роедеру – по-прежнему, следует заметить, используя льстивые формулировки по отношению к президенту – с предложением опубликовать исследование полностью, настаивая на том, что «в ваших интересах, чтобы он был опубликован… тем самым вы убедите общественность, что сделали все возможное, чтобы разобраться в проблеме на вашем заводе».

Процесс был запущен, и Гамильтон написала Уайли, что, как ей кажется, ситуация вот-вот разрешится. Артур Роедер уж точно не мог оказаться «настолько глупым, чтобы запретить доктору Дринкеру опубликовать свой отчет».

Что ж, она недооценила наглость президента компании.

Артур Роедер не стал бы главой корпорации United States Radium, не будь он хитроумным и коварным бизнесменом. Как эксперт по переговорам, он ловко умел обращать любую ситуацию в свою пользу. Он считал мудрым всегда держать друзей поблизости, а врагов – еще ближе.

Второго апреля 1925 года он пригласил Фредерика Хоффмана на завод в Орандже. Статистик на самом деле приходил туда два или три раза, отметив, в частности, отсутствие предупреждающих знаков о вреде смачивания кистей губами. Возможно, Роедер прислушался к рекомендациям Хоффмана, либо же дальнейшие действия стали лишь частью совершенствования мер безопасности, реализацию которых президент компании поручил Вьедту.

Как бы то ни было, во время последнего посещения завода Роедер обратил внимание Хоффмана на новые таблички в студии, приказывавшие сотрудникам не класть кисти себе в рот. Хоффман одобрил. «Они меня впечатлили, – позже говорил он, – улучшением условий труда».

Роедер знал, что делал. Он решил использовать дружелюбные отношения с Хоффманом по полной. «Хотелось бы мне вас убедить, – написал ему Роедер, – отложить публикацию работы на тему радиевого некроза». По его словам, он хотел, чтобы у Хоффмана была возможность полностью изучить этот вопрос.

Хоффман добродушно ответил: «Хочу выразить вам свою искреннюю признательность в отношении вашей любезности ко мне в ходе моего визита, а также сочувствие по поводу той неприятной ситуации, в которой вы оказались». Тем не менее Роедер немного опоздал. «Насколько мне известно, выдержка [из моей работы] была предоставлена какое-то время назад Американской ассоциации врачей с целью включения ее в учебник, который уже отдан в печать… Дальнейшая судьба статьи не в моих руках». Хоффман добавил, что согласился также предоставить Бюро трудовой статистики – государственному агентству под руководством Этебельта Стюарта – копию своего отчета.