Путин и Запад. Не учите Россию жить! - Дмитрий Саймс

Благородные реалисты не соглашаются с неоконсерваторами и либеральными интервенционистами, провозгласившими себя поборниками всемирной демократии, в том, что приоритет свободы и демократии должен стать одним из принципов внешней политики США. Они отдают себе отчет в том, что иногда приходится выбирать между продвижением демократии и налаживанием связей с другими, не всегда полностью демократическими суверенными государствами для противодействия мировому терроризму. Реалисты также осознают, что следует говорить правду хотя бы самим себе и что нельзя обращаться вольно с фактами, пытаясь создать видимость нравственного поведения. Они понимают также и то, что помогать миру добиваться свободы можно разными способами и что эти различия весьма существенны. И действительно, говоря об усилиях Америки в достижении глобальной демократизации, президент Буш на первой после своего избрания пресс-конференции употребил три различных термина. Он сказал о необходимости «приветствовать свободу и демократию», «содействовать свободным обществам» и «распространять свободу и демократию».

«Одобрение» демократии — это вполне логичная позиция: почти все в мире полагают, что единственная сверхдержава имеет право и будет следовать своим фундаментальным принципам. «Содействие» демократии — менее ясная и, возможно, более дорогостоящая задача. И все же если Соединенные Штаты будут выполнять ее, не прибегая к военной силе и учитывая особенности и цели других стран, то тогда их действия, скорее всего, не встретят серьезного сопротивления в мире. А вот «распространение» демократии, особенно с применением силы, посредством принуждения или путем насильственной смены режима, — это совсем другое дело. Страны, которые подозревают, что могут оказаться объектом такого обращения, вряд ли признают нравственное превосходство Америки. Они неизбежно будут ощущать угрозу и едва ли захотят сотрудничать с Соединенными Штатами в других приоритетных для Америки вопросах, включая войну с террором и распространение ядерного оружия.

Что еще хуже, они могут решить, что приобретение ядерного оружия — это их последний и, возможно, единственный шанс удержать Америку от попыток свергнуть их правительства. Похоже, именно так уже и происходит в Иране и Северной Корее. Кроме того, нет уверенности в том, что Тегеран и Пхеньян не станут делиться с кем-либо своими наработками в области ядерных технологий. Так что существует очевидная возможность того, что излишне рьяное продвижение демократии способно привести к увеличению самой серьезной угрозы американскому образу жизни и безопасности США — угрозы, связанной с ядерным терроризмом.

Мы уже видели, как чрезмерное рвение в деле утверждения демократии (при недооценке расходов и рисков) привело к опасному перенапряжению сил и ресурсов в Ираке. Как заметил Шломо Авинери, профессор Еврейского университета в Иерусалиме, в настоящее время в Ираке ведется «не та война, которую имела в виду коалиция во главе с США, когда принимала решение о свержении Саддама Хусейна». Соединенные Штаты имели возможность избавить Ирак от Саддама и его наиболее одиозных приспешников, не переворачивая вверх дном всю страну. Америке стоило с самого начала пояснить, что устранение исходящей от Саддамовского режима угрозы — единственное, к чему она стремится в Ираке, и подключить ООН и Лигу арабских государств к созданию временного постсаддамовского правительства. Можно было бы наладить контакты с не слишком дискредитировавшими себя деятелями прежнего режима (в первую очередь представителями военного командования) и довести до их сведения следующее. В обмен на информацию о программах по разработке оружия массового уничтожения в Ираке, сотрудничество с коалиционными силами, установление власти закона и признание представляющего широкие слои общества переходного правительства, в которое войдут иракские эмигранты (и здесь, не исключено, ключевая роль отводилась бы премьер-министру Айяду Аллауи), они сохранят определенную степень влияния в новом Ираке. Кроме того, Вашингтон мог заверить соседствующие с Ираком страны, из которых ни одна не поддерживала дружеских отношений с Саддамом, что им не следует беспокоиться по поводу военного присутствия США на своих границах, если только они не станут чинить препятствия американцам, и что их лояльность способна помочь ускорить окончание американской оккупации.

Но вместо этого мы предпочли разогнать баасистское правительство, ничего не предложив взамен, распустили иракскую армию и гордо объявили, что освобождение Ирака — это только начало грандиозных демократических преобразований на Большом Ближнем Востоке. Какими же надо быть наивными и, откровенно говоря, невежественными в отношении реального положения дел в Ираке и на Ближнем Востоке в целом, чтобы поверить в успех этой сверхамбициозной схемы, причем такой, которая реализуется без каких-либо видимых усилий по урегулированию арабо-израильского конфликта и с позиций единственного спонсора правительства Шарона. Попытки перекроить Ближний Восток по американскому шаблону должны были неизбежно натолкнуться на сопротивление в самом Ираке и противодействие со стороны его соседей, в частности Ирана и Сирии, а также ослабить стремление даже наиболее дружественных Америке арабских государств, таких как Египет, Саудовская Аравия и Иордания, помогать нам в Ираке. Все эти страны имели основания опасаться, что подпадут под американский генеральный план переустройства региона.

Америке пришлось заплатить за эти ошибки кровью, финансами, снижением авторитета на международной арене. Сократились наши возможности уделять должное внимание международному сотрудничеству по другим важнейшим проблемам (например, вероятному появлению ядерного оружия у Северной Кореи и Ирана), а ведь такое сотрудничество нам необходимо! Судя по реакции других ведущих держав, иракский опыт, например, затруднил Соединенным Штатам задачу привлечь Европу, Россию и Китай к взаимодействию по вопросу введения жестких мер в отношении Ирана. (В случае с Москвой и Пекином важную роль сыграло и осуществленное под американским руководством нападение на Югославию в 1999 году.) Наблюдается нежелание принимать резолюции Совета Безопасности ООН, включающие положения об угрозе применения силы, хотя подобная угроза была бы полезной для оказания давления на иранское правительство. Однако многие страны, в том числе некоторые давнишние партнеры Америки, опасаются, что эти резолюции помогут Соединенным Штатам оправдать их односторонние военные действия.

Неоконсерваторы как внутри, так и вне администрации утверждают, что достаточно только изменить тон американских высказываний и усилить внимание к общественным связям — и американская внешняя политика станет более эффективной. Но это их фантазии. Что нам требуется на самом деле, так это изменить способы проведения нашей политики, а не просто по-иному «преподносить себя».

Ничто, кроме промежуточной корректировки, не позволит Америке вновь утвердиться в роли признанного мирового лидера и получать не чисто символическую (что, конечно, не относится к Великобритании) помощь со стороны слабых «коалиций добровольцев», а реальную поддержку от других ведущих держав.

Мы предлагаем корректировку — речь не идет о крупномасштабном изменении курса. Администрация Буша во время первого срока продемонстрировала способность проводить реалистичную внешнюю политику, основанную на жизненно важных интересах. Взяв резкий старт на китайском и российском направлениях, команда Буша осознала важность построения партнерских отношений с этими крупными державами.