Соглядатай - Мэри Хиггинс Кларк

— Проклятие, Пэт! — Он шагнул следом и, обняв, повернул ее, чтобы видеть лицо девушки. Жакет соскользнул с плеч Пэт и упал на пол. Сэм прижал ее к себе.

Она обвила руками его шею, провела по воротнику пальто, коснулась прохладной кожи под шарфом и зарылась пальцами в густые волнистые волосы на затылке.

— Любимый, — прошептала она, — я так по тебе скучала.

Сэм вздрогнул, словно его ударили, резко выпрямился и отступил на шаг. Пэт смятенно уронила руки.

— Сэм...

— Прости меня, Пэт... — Он вымученно улыбнулся. — На мою беду, ты чертовски привлекательна. Да и на свою тоже...

Несколько долгих мгновений они стояли, молча глядя друг на друга. Вдруг Сэм схватил ее за плечи.

— Неужели ты считаешь меня мерзавцем, способным начать с того, чем у нас все тогда кончилось? Я не собираюсь подкладывать тебе такую свинью, Пэт. Ты прелестная молодая женщина. Через полгода отбоя не будет от молодых перспективных поклонников, добивающихся чести обеспечить тебе ту жизнь, какой ты заслуживаешь. А у меня все в прошлом. На последних выборах я едва не потерял свое кресло. И знаешь, что сказал мой соперник? Он заявил: «Пришло время для свежей крови. А у Сэма Кингсли она слишком застоялась. Давайте дадим ему отдохнуть — он так в этом нуждается».

— И ты ему поверил?

— Поверил, потому что это правда. Последние полтора года болезни Дженис вытянула из меня все. Я чувствую себя пустым и разбитым, мне трудно принимать решения по самым пустяковым вопросам. Даже выбор галстука стоит мне больших усилий. Но, слава Богу, одно решение я еще в состоянии принять: я не намерен снова вносить сумятицу в твою жизнь.

— А ты подумал, какой хаос вносишь в мою жизнь тем, что отказываешься в нее вернуться?

Они смотрели друг на друга, не скрывая печали.

— Я просто не могу позволить себе поверить в это, Пэт, — произнес он наконец и медленно пошел к машине.

Глория очень изменилась. Она стала укладывать волосы по утрам, купила себе новую, более нарядную одежду. А недавно даже купила сережки, сразу несколько пар. Прежде Артур никогда не замечал, чтобы ее интересовала бижутерия.

Теперь она отказывалась от бутербродов, которые он давал ей с собой на работу, говорила, что лучше где-нибудь пообедает.

— Одна?

— Нет, отец.

— С Опал?

— Не знаю. Какая разница? — в ее голосе прозвучала незнакомая нетерпеливая нотка.

Глория больше не хотела ничего слушать о его работе. Артур несколько раз пытался рассказать ей, как кашляет и задыхается старая миссис Гиллеспи даже с дыхательным аппаратом, как тяжко ей живется, ведь надежды на облегчение нет. Глория прежде с сочувствием слушала рассказы о его пациентах, соглашалась, когда он говорил, что лучше бы милосердные ангелы поскорее забирали таких больных на небо. Ее участие помогало Артуру выполнять его миссию.

Именно тревожные мысли о Глории лишили Артура обычной осторожности. Вручая Господу миссис Гиллеспи, он допустил ошибку. Артур полагал, что старушка спит, но, когда он выдернул из розетки вилку дыхательного аппарата и склонился над ней в молитве, миссис Гиллеспи открыла глаза. Она поняла, что он делает. Ее подбородок задрожал, и она прошептала: «Пожалуйста, о пожалуйста... Пресвятая Дева, помоги мне...» Артур наблюдал, как выражение ужаса на ее лице сменилось смертной мукой, потом глаза стали пустыми и остекленели.

А миссис Харник видела, как он выходил из комнаты миссис Гиллеспи.

Обнаружила бездыханную миссис Гиллеспи сестра Шиэн. Она почему-то не приняла смерть старой женщины за волю Божию — напротив, настояла, чтобы дыхательный аппарат проверили и убедились, что он работает нормально. Позднее Артур видел ее с миссис Харник. Та была очень возбуждена и, разговаривая с сестрой, то и дело показывала на палату миссис Гиллеспи.

Все в клинике любили Артура, за исключением сестры Шиэн. Она всегда придиралась к нему, одергивала, обвиняла в том, что он превышает свои полномочия.

«У нас есть штатные священники, — то и дело выговаривала она Артуру. — Утешать людей — не ваша обязанность».

Если бы Артур заранее выяснил, что в тот день дежурит сестра Шиэн, он бы и близко не подошел к миссис Гиллеспи. Но его одолевала тревога из-за программы о сенаторе Дженнингс, и он просто не был в состоянии все обдумать спокойно.

Четыре раза он предупредил Патрицию Треймор, чтобы та отказалась от работы над программой.

Пятого предупреждения не будет.

* * *

Пэт не спалось. Целый час она беспокойно металась по кровати, потом сдалась и потянулась за книгой. Но мозг решительно отказывался воспринимать биографию Черчилля, которую она заблаговременно приготовила в качестве снотворного средства.

В час ночи Пэт опять закрыла глаза. В три часа она спустилась вниз подогреть молока. Девушка оставила свет в прихожей включенным, но все равно на лестнице было темно, и ей пришлось ухватиться за перила в том месте, где ступеньки поворачивали.

Она часто сидела на этой ступеньке, откуда ее не было видно из прихожей, и наблюдала, как собираются гости. У нее была голубая ночная рубашка в цветочек. Она надела ее и в ту ночь...

Она сидела здесь, а потом испугалась и побежала обратно в спальню...

А потом...

Я не помню, — произнесла она вслух. — Не помню.

Даже горячее молоко не помогло ей заснуть.

В четыре часа она снова встала и принесла из библиотеки почти законченный сценарий.

Программа начнется со сцены в студии. Пэт и сенатор беседуют на фоне увеличенной фотографии Абигайль и Вилларда Дженнингс, встречающих гостей на свадебном приеме. Миссис Дженнингс-старшую из ролика вырезали. Во время демонстрации кадров из фильма о приеме Абигайль расскажет, как студенткой Рэдклифа познакомилась с Виллардом.

«По крайней мере мне удалось протащить хоть какое-то упоминание о Северо-Востоке», — подумала Пэт.

Потом — монтаж об избирательной кампании Вилларда; за кадром Пэт беседует с Абигайль о том, как появилось и развивалось ее увлечение политикой. Фильм, сделанный на приеме в честь тридцатипятилетия Вилларда, передаст атмосферу докамелотовских лет с Кеннеди.

Затем хроника похорон. Абигайль в сопровождении Джона Кеннеди. Кадры с ее свекровью, приехавшей в отдельной машине, придется вырезать.

Следующая сцена — Абигайль принимает присягу в конгрессе. Она все еще в трауре, лицо бледное и серьезное.

Дальше пойдет материал о хищении денег из фонда избирательной кампании и выступление Абигайль на суде. Следующий эпизод — речь сенатора в поддержку законопроекта о безопасности воздушных перевозок.