Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь - Сара Джаффе

дети, если создать им необходимые условия, могут достичь не меньшего, чем белые. При этом учителя часто были вынуждены работать в крайне тяжелых условиях: из-за сегрегации школы для чернокожих иногда получали втрое меньшее финансирование, чем школы для белых. От чернокожих учителей в еще большей степени, чем от всех остальных преподавателей, требовали творить чудеса из чистой любви[211].

К 1900 году почти три четверти учителей в США составляли женщины, а в некоторых городских районах эта цифра была еще выше. В европейских странах в то время число женщин и мужчин среди учителей было примерно одинаковым, а зарплаты и пособия в Европе были выше. Чем старше становились школьники (и чем меньше работа с ними походила на материнство и становилась более «интеллектуальной»), тем больше среди их учителей было мужчин. Кроме того, на административных позициях в школах тоже работали в основном мужчины. Но, несмотря на все стереотипы о святых и самоотверженных «матерях-учительницах», женщины-преподаватели хорошо понимали всю тяжесть своего положения, и их недовольство росло[212].

Сопротивление началось в 1890-е годы в том же городе, где оно возродится сто лет спустя, – Чикаго. Школы были включены в систему формального образования, но из-за баталий вокруг налогообложения им по-прежнему часто не хватало финансирования. Во многих частях страны условия труда государственных служащих улучшились. Например, им были гарантированы пенсии, представлявшие для женщин-учителей, как пишет историк Марджори Мёрфи, «привлекательную альтернативу преклонению перед их женскими добродетелями, которое никак не могло финансово помочь им в старости». Ведь по счетам платят деньгами, а не любовью. Тем не менее школами по-прежнему руководили в основном мужчины. В законодательных органах тоже заседали мужчины, избранные другими мужчинами (женщины были лишены избирательных прав). Именно они решали, где будут находиться школы и как будет оплачиваться труд учителей. Эти мужчины совершенно не собирались давать право голоса женщинам-учителям[213].

Не имея права голоса и возможности легально вести коллективные переговоры об улучшении условий труда, женщины-учителя нуждались в поддержке своих сообществ, чтобы добиться поставленных целей. Они смогли использовать тесные отношения с учащимися и репутацию бескорыстных работниц, чтобы создать сплоченное сообщество внутри школы и за ее пределами и изменить ситуацию к лучшему. Именно на их опыт опирались учителя в начале 2000-х годов (в том числе Роза Хименес), когда стали воссоздавать профсоюзы. Учительницы-активистки всерьез относились к своей обязанности заботиться о людях. Вместо того чтобы добиваться звания профессионалов, в котором им было отказано из-за их гендера, они решили, что, раз в них в первую очередь видят женщин и лишь во вторую – преподавателей, этот стереотип нужно обернуть в свою пользу[214].

На заре государственного школьного образования учительницы постоянно слышали о том, что в работе важны их «женские» качества, а не знания и профессиональные навыки. Однако стоило им потребовать повышения зарплаты, как они стали выглядеть уже не так «женственно». Женщины-учителя имели хорошее образование и находились под строгим контролем, но им все равно твердили о том, что успешность их работы зависит от врожденных качеств. В ответ на это Маргарет Хейли и Федерация учителей Чикаго (CTF) заявили: «Хватит!»[215]

Хейли и другие чикагские учителя преподавали в тесных кабинетах, где одновременно могло находиться до 60 учеников, говоривших на полудюжине разных языков. Кроме того, многие из них только недавно иммигрировали в США. (Иначе говоря, эти условия не сильно отличались от тех, в которых сегодня работает Роза Хименес.) Хейли и CTF проверили списки налогоплательщиков, чтобы найти тех, кто уклоняется от уплаты налогов, и добились от города взыскания этих средств, которые в итоге были потрачены на школы. Благодаря этой кампании чикагские учителя в 1899 году получили значительную прибавку к зарплате, а федерация (тогда еще не профсоюз) привлекла к себе широкое внимание[216].

К тому моменту уже несколько лет существовала Национальная ассоциация образования (NEA) – профессиональная организация, в которой господствовали мужчины-администраторы, возмущенные вторжением женщин в их рабочую сферу. Но участницы CTF, опираясь на свой преподавательский опыт и используя свои коммуникативные навыки (отточенные опять же на работе), создали организацию, которая стала бороться за права учителей и их учеников из рабочего класса. Хейли яростно критиковала промышленников. Однажды, выступая перед толпой, она заявила: «Сегодня в Америке сражаются два идеала: промышленный идеал, доминирующий благодаря господству коммерциализма, который подчиняет работника производимому продукту и используемым в производстве машинам; и идеал демократии, идеал просветителей, который ставит человека выше любых машин и требует, чтобы вся деятельность человека служила его самореализации». Преподавание будет приносить учителям удовольствие только в том случае, утверждала Хейли, если они будут готовить своих учеников к жизни в мире, где те станут полноправными членами демократического общества, а не просто рабочей силой[217].

В ответ на восстание чикагских учительниц NEA начала налаживать связи с женскими клубами и общественными организациями (предшественниками современных НКО). Но участницы этих клубов и организаций в основном были буржуазными активистками и не работали в школах. Хейли и ее коллеги предпочитали действовать совместно с представителями рабочего класса, объединив учителей из нескольких городов в Американскую федерацию учителей (AFT). Они также стали сотрудничать с Чикагской федерацией труда, чтобы помочь в создании организации женщин – работниц фабрик. Кроме того, в 1916 году AFT вступила в национальную Американскую федерацию труда (AFL). Однако отношения учительниц с промышленными профсоюзами были непростыми. Официально AFL выступала за введение «семейной зарплаты». В соответствии с этой линией предполагалось, что к рабочему классу относятся только мужчины, а женщины должны сидеть дома и заниматься бытовыми делами. Учительницы же требовали, чтобы женщины и мужчины зарабатывали наравне друг с другом. Их требование распространялось и на замужних женщин, которым по-прежнему часто запрещали заниматься преподаванием[218].

Внутри учительского сообщества тоже случались конфликты. Несмотря на все лидерские качества Хейли, президентом-основателем AFT был избран мужчина – Чарльз Стиллман из Чикагской федерации мужчин-учителей. Учителя и учительницы спорили о принципах профессионализма, привилегиях учителей средней школы и вступлении США в Первую мировую войну, бушевавшую в то время. Чернокожие учителя получили право преподавать в сегрегированных школах. Однако проблемы, с которыми они сталкивались, обучая чернокожих учеников в гораздо более тяжелых условиях, чем их белые коллеги, часто игнорировались в ходе профсоюзных дискуссий. Основное внимание уделялось другим вопросам. К рабочему или к среднему классу относятся учителя? Должны они заниматься профсоюзным активизмом, создавая проблемы для работодателей, или цинично торговаться за улучшение условий труда? И, наконец, основополагающий вопрос: движет учителями любовь к своим ученикам или желание заработать?[219]