Ведьмак - Виталий Гладкий

– Дык, это, почему, воровали!? Забирали свое. Иначе с голодухи давно бы всем нам прикрутился кырдык. Власть, она любит брать. Чтобы с нее что-то потребовать, никакой жизни не хватит.

– Тут ты в точку попал, – согласился я, вспомнив, как меня «ушли» на пенсию, и как долго и безрезультатно пришлось мне мыкаться по разным кабинетам, набитыми под завязку хорошо упитанными холеными чиновниками в мундирах, никогда не нюхавшими пороха, чтобы выбить себе свои законные гроши.

Ночевали мы в охотничьей избушке, километрах в пяти от ДЕРЕВА. Таких крохотных примитивных домиков по лесу разбросано немало. Нужно только знать их координаты, что для человека случайного, пришлого, было задачей неподъемной.

Попробуй, отыщи это пристанище (большей частью браконьеров), которое так хорошо замаскировано в чаще, что и с вертолета не заметишь.

Избушки сооружались в разные времена и большей частью были заброшены. Но функционировали, при минимальном ремонте, исправно.

Та, в которой остановились на ночлег мы с Зосимой, была одна из наиболее комфортных. В ней находился даже очаг, сложенный с дикого камня, похожий на камин.

Поэтому мы не стали возиться с костром на улице (затягивало на дождь), а разожгли огонь в очаге и поставили на огонь котелок с похлебкой, в которой варились два упитанных рябчика.

Все выходило на то, что нужно было возвращаться домой. Нам привалила большая удача. Мы подстрелили четверых глухарей-самцов и семерых рябчиков, а с таким общим весом добычи (под тридцать килограмм) сильно по лесу не походишь. (Тем более, что все это пришлось бы тащить мне одному).

Да и мяса нам теперь должно было хватить недели на две (плюс рыба, которая всегда под боком), даже если каждый день угощать дичью наших деревенских друзей-приятелей.

– Как думаешь, что тут Кондратка забыл? – спросил я у Зосимы, когда мы пропустили по паре глотков из моей заветной фляжки, дожидаясь, пока наше варево не дойдет до полной готовности. – Странная личность…

– Кхе, кхе… – прокашлялся Зосима, выпустив густой клуб дыма; на привалах он не выпускал из зубов свою люльку, наслаждался моим ароматным подарком. – Дык, это, я так думаю, Кондратка чтой-то ищет.

– Вчерашний день? – Я скептически ухмыльнулся. – Или сокровища Нибелунгов, которые отыскал, да так и не реализовал Киндей?

– Это ты о чем? Какие Ниб… бил?…

– Вот именно – Билл. Билл Клинтон, был такой американский президент, больно охочий до молодых баб. – Я ухмыльнулся. – За что его едва не кастрировали собственные сенаторы. А про Нибелунгов это я к слову. Не было тут никаких Нибелунгов. И, скорее всего, находка Киндея – всего лишь случайность. Поэтому, спрашивается в задаче: какого хрена у нас тут ошивается ученый (как будто ученый) очкарик? Что там у него за «дело» (как он выразился) нарисовалось?

– Поди знай…

– Да, Зосима, распустил ты свой народ… Горе вам, берендеи!

Спиртное явно добавило в мои речи патетики. Мне было хорошо и уютно даже в таком, мягко говоря, не очень приспособленном для розовых мечтаний месте, как неухоженная охотничья избушка.

– Дык, это… какой народ?

– Кто старшой на деревне? Ты. Считай, голова. Или староста. А у тебя тут разные подозрительные личности живут. И конечно же, без прописки.

– Какая прописка!? Иво, ты чего? С луны упал?

– Ты в район докладывал, что в деревеньке обосновалась секта… скорее всего, сатанистов какого-то толка? (Их много, не поймешь, во что они веруют, и какой нечистой силе поклоняются). Конечно же, нет. А это серьезное упущение по службе. Которое влечет за собой выговор с занесением в личное дело. Или десять суток гарнизонной гауптвахты.

– Я что, крайний, чтобы докладывать!? – обиделся Зосима. – Я не сексот.

– Вот те раз… Ты живешь старыми понятиями. Это раньше были сексоты, благодаря доносам которых людей отправляли в лагеря ни за что и пачками. А теперь такие люди самые сознательные граждане новой демократической страны. Надо брать пример с Америки. Там каждый добропорядочный янки обязан стучать на соседа.

– Дык, это, Америка нам не указ. У нас доносить зазорно.

– Но доносят же?

– Доносят. А я не буду. Еще чего…

– Понял. Не хочешь с ментами связываться. У тебя к ним давняя «любовь»…

– Не хочу и все!

– Ладно, ладно, не дуйся. Я пошутил. Меня во всей этой истории волнует лишь один момент: что ищут эти черноризцы и очкатый Кондратка? Уж не одно и то же? Кстати, Кондратка с этими… христопродавцами, как ты их называешь, общается?

– Было дело… – Зосима смачно сплюнул на пол. – Ходил к ним в гости. Но они его быстро отшили.

– Откуда знаешь?

– Сорока на хвосте весточку принесла.

– И это ясно. Чай, баба Федора нашептала тебе эту новость на ухо.

– Угу, – не стал запираться и отнекиваться Зосима.

– И как он после этого посещения?

– Как все, – весьма уклончиво ответил Зосима.

– То есть, теперь обходит избу Киндея десятой дорогой…

– Ну… где-то так.

– М-да… Этот черный ворон с клюкой, я вижу, запугал всех. Плохой человек, редиска. И я, как человек православной веры, не могу мириться с таким безобразием. Нужно что-то предпринимать. Это теперь мой девиз.

– Слушай, они тебя трогают!? – рассердился Зосима. – Пусть их. Живут себе и живут. Людям помогают…

– Ну да, ну да… Муку раздают и сахар. По два кэгэ на душу, раз в год. Благодетели… А кое-кому, – я зло прищурился, – перепадает и казенка. Чтобы глаза замылить. Что молчишь, нечем крыть?

– Дык, это… ну, в общем… – Зосима окончательно запутался в своих суматошных мыслях и умолк.

Я решил пожалеть его и на время оставил тему черноризцев. В данный момент меня больше занимала личность Кондратки. О нем я и спросил:

– Как мне стало понятно из рассказа бабы Федоры, очкарик ходит по деревне и пытается брать интервью у наших аборигенов. О чем он расспрашивает?

– А, пустяки… – отмахнулся Зосима.

– И все же?

– Монах его интересует.

– Какой монах? – спросил я удивленно.

– Ну тот, что квартировал у Киндея. Еще при царе. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Конечно, помню.

Монах! Получается, что Кондратка тоже ищет древние сокровища?

Но он не ходит по лесам (так, по крайней мере, мне доложила баба Федора), и, глядя на его интеллигентные руки (правда, с некультурно обгрызенными ногтями), я мог бы побиться об заклад на большую сумму, что тяжелее рюмки с водкой они давно ничего не держали.