Тайны Женской академии - Рада Мэй

— Запомните, Биргем, если хотите и дальше здесь учиться, вы никому не скажите ни слова о случившемся! А теперь идите на занятия.

— Нет, Биргем, идите к себе, сегодня вам ещё требуется отдых, — не менее категорично велел Бредвигс, и я предпочла послушаться его, тем более что уже начала ощущать обещанную сонливость.

Уходя, услышала, как эйра Доринг сердито набросилась на профессора с претензиями:

— Это всё из-за вас! Из-за вашей затеи! Что теперь будет с академией?! Какое пятно на репутации!

— А разве я не предупреждал, что не стоит возобновлять учебный процесс, когда следствие ещё не окончено? — вкрадчиво напомнил зельевар тоном, не сулящим ничего хорошего. — И если бы, как вы выразились, не моя затея, эта история завершилась бы не очередным покушением, а убийством или даже двумя!

Двумя?! Это он меня, что ли имеет в виду? Я болезненно поморщилась и побрела наверх, больше не пытаясь подслушивать. Усталость давила на плечи всё сильнее. Хорошо, что в это время все девушки находились на занятиях — общаться ни с кем не хотелось. Добравшись до своей комнаты, я практически сразу уснула и проспала до рассвета.

* * *

Профессор оказался прав, слухи распространялись быстро, но пока, похоже, с лёгкой руки директрисы. Однокурсницы почему-то были уверены, что в купальне произошёл несчастный случай, и Билада случайно столкнула Нильду в воду. Потом мы обе якобы пытались её вытащить, а в итоге все оказались в городской лечебнице. Версия — глупее не придумаешь, учитывая, что до их родителей во внешнем мире вскоре дойдёт совсем другая информация. На что эйра Доринг рассчитывает?

Девчонкам тоже эта история показалась неубедительной, тем более что вчера ещё и Ланту в спешном порядке забрали из академии, вот все и набросились на меня с вопросами, когда на следующий день после возвращения я появилась на завтраке в общей столовой. Я понятия не имела, что отвечать, но, очевидно проинструктированные директрисой преподавательницы, проявляли завидную бдительность и не давали нам активно общаться, требуя полной тишины в столовой, а затем и на занятиях.

Однокурсницы были разочарованы и недовольны этим обстоятельством, меня же такое положение вполне устраивало. Я была полностью погружена в мысли уже очень далёкие от инцидента в бассейне. Новость, что скоро не смогу видеть Бредвигса каждый день, отзывалась в душе глухой болью. Так что сосредоточена я была в основном на этих переживаниях. Благо, меня сегодня не спрашивали. Наверное, преподаватели замечали мой скорбный вид и затуманенный взгляд, но жалели, списывая это состояние на недавнее происшествие. Полагаю, они-то точно знали о нём больше адепток.

Ожила и вернулась в реальность я только на зельеварении, когда тот, о ком думала весь день, наконец, появился в поле зрения. Профессор Бредвигс не дал мне сидеть без дела, как впрочем и витать в облаках, сразу стребовал заданный доклад по лильнику. Пришлось сосредоточиться и рассказать всё, что отложилось в памяти. Поскольку хотела произвести на него впечатление, готовилась я тогда на совесть, так что ответила неплохо и под потоком дополнительных вопросов не растерялась, в итоге даже получила хорошую оценку. Кому-то повезло меньше, но в целом зельевар сегодня не лютовал и большую часть занятия имел отсутствующий вид, думая о чём-то своём. Я очень надеялась, что после урока удастся перекинуться с ним хоть парой слов, но пока отбивалась от однокурсниц, снова набросившихся с вопросами, Бредвигс успел уйти, даже не сделав нам замечания за неуместный шум и столпотворение в лаборатории.

После занятий в общую гостиную я не пошла, чтобы избежать преследования любопытных девчонок. Предпочла вернуться в комнату. И застала там Тэйсу, которая что-то увлечённо строчила в подозрительно знакомой сообщалке.

— Это ещё что? — возмутилась я, выхватив у неё тетрадь, а заглянув внутрь, глазам не поверила — та самая! Да ещё и с активной перепиской между прежними адресатами!

— Отдай, это моё! — смущённая, но явно недовольная моим вмешательством подруга, попыталась вернуть отобранное.

— Где ты её взяла?! — я сунула сообщалку за спину и всем телом прижалась к стене, перекрывая доступ к предмету раздора.

— Когда твоя мама приезжала забрать тебя в госпиталь, я сказала, что ты по ошибке положила мою вещь в свою сумку и попросила вернуть. Вот она и передала её мне, — неохотно призналась Тэйса и обвиняющим тоном добавила: — А ты говорила, что уничтожила тетрадь, обманщица!

— Это кто ещё тут обманщица! — проворчала я, с трудом «переваривая» полученную информацию и поражаясь маминой недальновидности. Нет, она, конечно, всегда учила меня, что читать чужие личные послания недопустимо (правда, так и не научила), но могла ведь хотя бы проверить! — Я думала, ты всё осознала и выбросила этого придурка Рида из головы! А ты что вытворяешь?!

— А я люблю его и ничего не могу с этим поделать! — с отчаянием призналась подруга. — Отдай мне тетрадь, ну, пожалуйста! — теперь уже взмолилась она, изменив тактику.

— Да, я не понимаю такой любви, ради которой нужно забыть о гордости и разрушить свою жизнь, — сказала глухо, с трудом сдерживая бессильный гнев. — Ты вообще помнишь, как он с тобой поступил?! Да как такое можно простить?!

— Но он всё объяснил, — уже с меньшим пылом пробормотала покрасневшая Тэйса. — Ты просто не понимаешь, какое давление на него, как на единственного наследника, оказывают родители. — Людям такого положения всегда приходится разрываться между долгом и любовью. Вот ему и пришлось...

Она окончательно смутилась и замолчала, уставившись в пол. От такого неприкрытого оправдания подлости меня затошнило.

— А что он тебе теперь обещает? Очередной «настоящий» брак? Или ты уже и без того на всё согласна?! — спросила, ощущая полное бессилие. Стоило идти ночью в молельню и шантажировать директрису, рискуя нажить крупные неприятности, ради такого исхода?!

— Может и согласна! Тебе-то что? Это моя жизнь! А ты просто бесчувственная ледышка, сама никого не любишь, вот и не способна меня понять! — вдруг резко и зло заявила Тэйса. — Отдай тетрадь!

Эти её слова почему-то особенно задели. В последнее время мне всё чаще казалось, что в душе всё пылает от острой горечи неразделённых чувств, отвергнутой щемящей нежности, запретной, тщательно подавляемой страсти, а тут — ледышка! Только потому, что не выставляю сокровенное на показ? Или я и впрямь не способна на настоящие поступки ради любимого человека?

Чтобы не наговорить лишнего (без