Положите ее среди лилий - Джеймс Хэдли Чейз

гнался дьявол. Они даже растянулись на ступеньках, торопясь выбраться наружу. Услышав звук отъезжающей машины, я выпустил руки мисс Кросби и отступил.

– Успокойтесь, – сказал я, задыхаясь от напряжения. – Они уже уехали.

Мгновение она стояла, тяжело дыша, ее лицо было искажено, глаза сверкали – чудесное воплощение гнева. Затем злость испарилась, глаза перестали метать молнии, и она вдруг запрокинула голову и рассмеялась.

– А здорово мы перепугали этих крыс, правда? – сказала она, плюхнувшись на диван. – Налейте мне выпить и себе тоже. Вам это явно не помешает.

Потянувшись к бутылке, я пристально посмотрел на нее и спросил:

– Вы, конечно же, Морин Кросби?

– Вы угадали. – Она потерла запястья, скорчив комичную гримаску. – Вы сделали мне больно, грубиян!

– Прошу прощения, – чистосердечно раскаялся я.

– Повезло вам, что я заглянула. Если бы не я, они с вас уже шкуру содрали бы.

– Содрали бы, – согласился я, наливая в стакан скотч на четыре пальца.

Руки у меня тряслись, и немного скотча пролилось на ковер. Я протянул мисс Кросби стакан и налил себе.

– Добавить содовой или просто воды?

– В неразбавленном виде, – ответила она, глядя сквозь стакан на свет. – Не люблю мешать бизнес с удовольствием и воду со скотчем. А вы?

– Зависит от того, какой бизнес и какой скотч, – сказал я, садясь.

Ноги ломило так, будто из них вынули берцовые кости.

– Значит, вы Морин Кросби. Что ж, вы последний человек, которого я ожидал увидеть у себя в гостях.

– Я так и думала, что вы удивитесь. – В темных глазах застыла насмешка, и улыбка была искусственной.

– Как проходит лечение от наркозависимости? – поинтересовался я, наблюдая за своей гостьей. – Я слышал, наркоманам лучше избегать алкоголя.

Она продолжала улыбаться, но в глазах больше не было веселости.

– Не стоит верить всему, что говорят.

Я отпил немного скотча. Он был крепкий. Я поежился и поставил стакан на стол.

– Я и не верю. Надеюсь, вы тоже.

Некоторое время мы сидели, глядя друг на друга. Ей удалось придать своему лицу бесстрастное выражение, не лишившись при этом привлекательности, – немалое достижение.

– Давайте не будем все усложнять. Я пришла, чтобы поговорить с вами. От вас много проблем. Не пора ли вам взять свою лопатку и пойти копать на другом кладбище?

Я сделал вид, будто обдумываю ее слова.

– Это просто просьба или предложение? – спросил я наконец.

Она поджала губы, улыбка исчезла с ее лица.

– Вас можно купить? Мне говорили, вы из числа честных, простых и неподкупных. И мне советовали не предлагать вам денег.

Я потянулся за сигаретой.

– Кажется, мы договорились, что не стоит верить всему, что говорят, – сказал я, наклоняясь к ней, чтобы предложить сигарету.

Она взяла, поэтому мне пришлось вытащить еще одну. Я помог ей прикурить, и вид горящей спички отозвался в моей голове еще одним приступом боли, что не улучшило моего настроения.

– Возможно, это предложение, – сказала она, откидываясь на спинку дивана и выпуская дым в потолок. – Сколько?

– А что вы пытаетесь купить?

Она посмотрела на сигарету так, словно видела ее в первый раз, а затем сказала, не поднимая на меня глаз:

– Я не хочу неприятностей. А вы создаете только неприятности. Я могу заплатить, чтобы вы остановились.

– И сколько же?

Тут она взглянула на меня:

– Знаете, вы меня очень разочаровываете. Вы точно такой же, как и все остальные гнусные мелкие шантажисты.

– Ну, вам-то, конечно, о них все известно.

– Именно мне о них все известно. И когда я скажу вам, сколько вы, по-моему, стоите, вы наверняка рассмеетесь точно так же, как смеются они, и поднимете ставку. Так что сами назовите, сколько вы стоите, и дайте мне возможность посмеяться.

Мне внезапно расхотелось продолжать этот разговор. Может, голова слишком сильно болела, может, Морин Кросби показалась мне настолько привлекательной, что выглядеть в ее глазах негодяем у меня не было никакого желания. И я сказал:

– Ладно, давайте прекратим. Это была шутка. Меня нельзя купить. Но не исключено, что меня можно переубедить. Почему вы считаете, что от меня только неприятности? Объясните. Если это так, я могу взять свою лопатку и пойти копать где-нибудь еще.

Она изучала меня секунд десять, задумчиво, молча, с некоторым сомнением.

– Нельзя шутить такими вещами, – сказала она серьезно. – Вы можете меня рассердить. А мне бы не хотелось испытывать к вам неприязнь без веской причины.

Я раскинулся в кресле и закрыл глаза.

– Прекрасно. Вы говорите все это, чтобы потянуть время, или действительно так думаете?

– Меня предупреждали, что у вас грубые манеры и вы знаете подход к женщинам. Насчет грубых манер все верно.

Я открыл глаза, чтобы посмотреть на нее.

– Насчет женщин все тоже в порядке, только не торопите меня.

Тут зазвонил телефон, заставив нас обоих вздрогнуть. Аппарат стоял рядом со мной, и когда я потянулся к трубке, мисс Кросби сунула руку в сумочку и извлекла автоматический пистолет 25-го калибра. Маленькое дуло уткнулось мне в висок.

– Сидите на месте, – приказала она, и от выражения ее глаз я похолодел. – Не трогайте телефон!

Мы так и сидели, а телефон все звонил и звонил. Пронзительный звук бил по нервам, отдавался от молчаливых стен комнаты, проникал сквозь закрытое французское окно и растворялся где-то в море.

– И что это значит? – спросил я, медленно отклоняясь назад.

Мне совсем не нравилось прикосновение пистолета к лицу.

– Заткнитесь! – В ее голосе послышались сиплые нотки. – Сидите смирно!

Наконец телефон устал звонить и затих. Она поднялась.

– Идемте, надо отсюда убираться. – И она снова пригрозила мне пистолетом.

– Куда отправимся? – спросил я, не двигаясь.

– Подальше от телефонов. Пошевеливайтесь, если не хотите, чтобы я прострелила вам ногу.

Однако вовсе не опасение получить пулю в ногу заставило меня пойти с ней, а простое любопытство. Меня страшно заинтересовало происходящее, потому что она внезапно испугалась. Я видел этот страх в ее глазах так же отчетливо, как маленькую ложбинку на ее груди.

Когда мы спускались по ступеням к машине, припаркованной прямо у моих ворот, телефон снова зазвонил.

5

Это был шикарный черный «роллс-ройс», его мощь и скорость были просто потрясающие. Однако не чувствовалось ни качки, ни тряски, ни шума мотора – ничего, что передавало бы ощущение скорости. Лишь удары ветра о гладкую крышу да размытая черная клякса ночной темноты, бесшумно проносящейся мимо, говорили мне, что стрелка спидометра, достигшая отметки девяносто, не лжет.

Я сидел рядом с Морин Кросби в мягком удобном кресле, как в невесомости, уставившись на слепящее пятно света, бежавшее по дороге впереди нас, словно испуганный призрак.

Она пронеслась по