"Тигры" на Красной площади. Вся наша смерть - игра - Алексей Ивакин

— Недавно вот смотрела фильм такой «Непристойное предложение». Слышал?

— Нет, — честно ответил он.

— Там Деми Мур играет. И этот… Все время забываю… Вуди?

— Дятел??

— Нет… Харрельсон. Да, точно он. Они там, типа, молодая семейная пара. У них денег нет, а они еще в долги залезли. Поехали в казино играть и проигрались. А тут миллиардер пришел и предложил им миллион долларов за ночь с Деми Мур.

— И что?

— Она согласилась…

— А он?

— Кто?

— Вуди?

— Дятел он, — вздохнула Динара. — Он тоже согласился.

— А она?

— Кто?

— Деми?

— А она, мне так показалась, даже с удовольствием согласилась.

— Люди — идиоты, — меланхолично сказал Сашка. — Она с миллионером осталась?

— Да, но ненадолго. Потом она к своему Вуди вернулась. Когда он ей бегемота купил.

— Какого бегемота?

— Живого. Ну, она ушла от него к миллиардеру, а миллион остался у него и он…

— Кто он, миллиардер?

— Да нет, Харрельсон. Так вот, миллион у Вуди остался, а Деми ушла к миллиардеру.

— А при чем тут бегемот?

— Просто муж понял, что ему миллион не нужен без жены. Там в конце был благотворительный аукцион, на котором зверей из зоопарка покупали, так вот Харрельсон пришел и купил для своей Деми бегемота на весь миллион. Понимаешь? И ушел.

— Не понимаю.

— Не важно. Она все равно к нему вернулась, потому что любила его.

— Идиотский фильм.

— Вовсе нет. Понимаешь, этот Вуди в начале фильма был таким мальчиком, а в конце стал мужчиной.

— Девочки тоже не сразу становятся женщинами.

— Сразу. Женщина это сразу и навсегда. А мужчиной нельзя родиться. Им можно только стать. Женщина может влюбиться в мальчика. На время. Но любить она будет только мужчину. Понимаешь?

— Может быть, — неловко ответил он.

И снова была тишина и только капли монотонно простреливали ее.

— В туалет хочу, — вдруг сказала она.

Внезапно Сашка понял, что и сам хочет туда же.

— Давай посвечу, — предложил он.

— Давай, — легко согласилась она.

Мобильник снова заиграл дурацкой своей мелодией. «Одно деление» — машинально отметил Сашка. На время он уже не обращал внимания. Направив луч фонарика в угол, он сказал ей:

— Иди.

— Туда?

— А куда еще-то? — удивился Сашка.

Дина помялась и, не глядя на режущий глаза фонарик, сказала:

— Только фонарик не выключай. И отвернись.

— Как скажешь, — как можно равнодушнее ответил Сашка и отвернулся.

В тишине начало журчать.

Сашка сглотнул, но не повернулся.

— Расскажи мне, какая у тебя жена? — вдруг сказала Дина.

— Что? — не понял Сашка.

— Жена какая у тебя?

Он вдруг замолчал, вспоминая жену.

— Красивая и… Ну… Настоящая жена. Ну, я о такой мечтал.

— Тебе повезло? — спросила Дина.

Сашка подумал:

— Да, мне повезло.

Вдруг со стороны Дины раздался какой-то шорох. Сашка хотел было вскочить, но Дина остановила его:

— Не поворачивайся, я же просила.

Стеснительная, как все женщины, Дина старательно засыпала свои следы бетонной мелкой рухлядью.

— Иди, твоя очередь, — сказала она, когда вернулась к Сашке.

И он пошел, выключив фонарик.

Расстегнув штаны, он вдруг понял, почему Дина его спрашивала о жене. Живот бурлил. Питаясь одним пивом и сухариками, кишечник в конце концов не выдержал и перешел на режим «жидкого стула». Как еще до этого терпел? А жидкость всегда выходит из твоего тела с шумом и бурлением. Вот этих газов Диночка-официанточка и стеснялась.

Но что было тут поделать?

Только ходить в дальний угол и потихонечку засыпать отходы бетонным шлаком.

Это не помогало, честно говоря.

Вскоре спертый воздух бывшего бара начал наполняться человеческими миазмами. Пах дерьмовый угол, куда они ходили, совершенно уже перестав стесняться друг друга. Начало пахнуть и мертвое тело бармена.

После очередного внезапного пробуждения Сашка вдруг подумал, что лучше попытаться выбраться, нежели сидеть и ждать неизвестно кого. Может быть, про них забыли? А может быть — вообще никогда не знали? А может быть, это вообще не теракт?

Перед глазами плясали разноцветные кружочки. Куда взгляд — туда и они. Они не торопятся, они не поспевают за взглядом. Резко так смотришь налево — кружочки медленно, медленно плывут к центру… Раз так — направо! И они возвращаются…

Виски уже закончилось. Закончился и ром, и ликеры, и кега с крепким пивом, и, кажется, с красным. Или зеленым? А какая разница… Он глотнул чего-то можжевелового, подполз к очередному крану, открыл его, струя хмельным шипением ударила ему по лицу. Он с наслаждением умывался липким прохладным напитком, глотая густую пену широко открытым ртом.

После же, так и не закрыв кран и зарычав как животное, пополз к выходу, заваленному обломками.

— Ты куда? — слабым голосом спросила его Динара.

Но он не отвечал. Упав на живот, он начал разгребать завал, сдирая кожу. Под ногти забивались мелкие камешки, но он не чувствовал боли. Он расшвыривал камни в разные стороны, словно зверь, попавший в смертельную западню. Он был готов перегрызть себе руку, лишь бы выбраться из удушающего капкана, словно волк, лапу которого перебили стальные челюсти. Он копал, копал, копал, сбивая руки в кровь, и каждое его движение становилось все слабее и слабее, пока он не затих на этой куче, лишившись последних сил.

Динара молча слушала его звериные рыки, камешки иногда больно ударяли ее по телу, но она тихо сидела, не мешая мужчине, внезапно превратившемуся в самца, искать путь к спасению. А когда он затих, молча подползла к нему и улеглась на каменную россыпь и обняла его.

Она молча гладила его по грязным волосам, шептала какие-то свои древние женские заклинания, дающие силы мужчинам, она прижималась к нему всем телом, и они замерли. Замерли, обессиленные, на целую вечность, имя которой — мгновение.

Когда он пришел в себя, то первым делом, машинально, на рефлексе, погладил ее по худенькой спине.

Потом повернул голову. Ткнулся носом в ее лоб.

И начал целовать.

Если первый поцелуй был тонок и нежен, то с каждым последующим он становился все грубее и жестче. Руки его, сами по себе, словно клешни огромного краба, елозили по ее телу, забираясь под рваную блузку, нашаривая нетерпеливыми пальцами застежки непослушного бюстгальтера, пока твердые чашечки не обнажили маленькую девичью грудь.