Дети Великой Реки - Грегори Киз

— Да, — подтвердил Перкар. — Ведь на всем пастбище только один бог, старый Лесной бог.

— И боги деревьев, которые жили там, прежде чем твой предок заключил договор со Старым богом всей этой земли?

— Нет, они либо умерли, либо продолжают жить в стенах домов и изгородях.

— А здесь… Оглянись вокруг! Бог в каждом дереве, даже в самом маленьком. И потом, тут не только один бог на весь лес, но существуют также боги пригорков, холмов, ущелий… Существуют и боги отдельных земель, конечно, с одним из них вы недавно боролись, и им нет числа. Некоторые из этих Аниру прогоняют меньших богов из своих владений. Договоры вроде вашего заключаются потому, что люди все упрощают. Убивают меньших богов и богов, которые живут в вещах. И Аниру, живущие на обширных землях, остаются в одиночестве и не имеют соперников.

— Я об этом никогда не задумывался, — пробормотал Перкар. — Не задумывался о том, что боги соперничают друг с другом…

— Несомненно, задумывался. Каждый ребенок знает «Песнь о боге Ястребе и Вороне».

— Да, но это песнь о войне. Воюют часто. Но ты говоришь о более утонченной и коварной борьбе.

— Да.

— Разве альвы не «упрощают» вещи для Аниру?

— Альвы предпочитают богов в вещах, — ответил Нгангата. — Это боги деревьев, полян, ручьев… Да, они находятся с ними в близких отношениях. Считают их своими родственниками.

— Так же, как и мы. Я, например, прихожусь родней богу пастбища.

— Да. Но разве тебя не интересовало, как возникло это родство? Когда люди пришли в лес и искали пастбища, почему они решили породниться с богами?

Перкар пристально взглянул на Нгангату.

— Альвы…

— Альвы ничего не подсказывали людям. Но боги породнились с альвами и породнились с людьми, как только появились люди.

Перкар ясно видел, как толстые губы Нгангаты тронула улыбка.

— Откуда ты знаешь, Нгангата? Где ты услышал это?

— Альвы поют об этом в своих песнях.

— И ты уверен, что они не лгут?

— Альвам известен обман, и они довольно часто прибегают к нему. Но словесная ложь им несвойственна. Если они хотят что-то скрыть, они попросту умалчивают об этом. И если говорят, то лишь для того, чтобы сообщить истину. Говоря одно, они не подразумевают другое.

Перкар засмеялся:

— Как это забавно! А ты, Нгангата? Ты также не способен лгать?

Атти, которому, несомненно, наскучила их беседа, молчал. Но сейчас он хмыкнул:

— Он постоянно лжет.

— Конечно, — согласился Нгангата.

— А ты, Атти, много ли знаешь о богах?

— Пожалуй, больше, чем хотелось бы, — со снисходительностью горца ответил Атти.

— А ты когда-нибудь был у «Великой Реки»? Менги называют ее Too.

Человек с гор и Нгангата переглянулись.

— Ее истоки как раз неподалеку отсюда, — ответил наконец Атти.

— Что альвы знают об этой реке?

— Им известно многое… Они знают, что лучше держаться подальше от этой реки. Они дали ей имя — Кланахавакадн, или Пожиратель. Они также называют эту реку Овфанакаклахузн, или Изменившийся.

— Почему? Что значит это имя? Пожиратель — это понятно, так можно назвать всякую большую реку.

Он пожирает меня, сказала Речка. Теперь Перкар яснее понимал ее слова.

— Эта Река — могучий бог, бывший некогда анишу, как и большинство потоков. Но он сделался Аниру, божеством местности. И он очень… прост.

— Прост… — Перкар нахмурился. Прост. Он пожирает меня.

Некоторое время юноша ехал молча.

— Интересно, как можно убить такого бога? — прошептал он достаточно громко; Атти и Нгангата услышали его.

Атти громко, бесцеремонно расхохотался — и тут же согнулся от боли. Нгангата отнесся к словам Перкара совсем иначе: он нахмурился и покачал головой. Перкару было ясно: Нгангата принял его слова всерьез, тогда как Атти посчитал его мухой, которая хочет победить лошадь.

Перкар все еще размышлял о богах, когда начался дождь. Он пытался представить себе бога, который убил — или собирается убить — все божества вокруг себя: богов деревьев, камней, холмов, полян… Перкару казалось, что, наверное, такой бог должен быть огромным — что-то вроде бога пастбища, но несоизмеримо больше, как если бы других богов и вовсе не было. На первые несколько капель Перкар не обратил никакого внимания, хотя позади него Эрука и Апад жаловались и проклинали облачных богов и богов вод, питающих их. Но вскоре покров листвы прогнулся под тяжестью дождя, и на путников обрушились потоки воды, словно боги потоков сами оказались на небесах. Перкар обрадовался вдвойне, что не надел доспехов: они бы болезненно давили на кожу, когда рубаха под ними оказалась бы промокшей. Ападу и Эруке было на что жаловаться.

Дождь разносил вокруг запах цветов, и Перкар вдруг живо вспомнил о ней, о том, как он принес ей в дар лепестки роз. Вспомнил ее бледную кожу — такую теплую, человеческую, и тяжелый мускусный аромат, когда они лежали вместе. Груди ее были прижаты к его груди, ноги ее обхватывали его ноги. Воспоминание было настолько ярким, что юноше показалось, будто пальцы богини касаются его плоти и тепло из его живота переливается в пах и сгущается там… Перкар застонал и заерзал в седле. Дождь лил безжалостно, и шум дождевых капель слился в могучий рев.

Путники вплотную подъехали к альвам. Бледнокожие создания стояли по пояс в потоке и плескали друг в друга водой. Только женщина не участвовала в общей игре. Когда Перкар подошел поближе, она поманила их рукой. Нгангата спешился и склонился к ней, пока она что-то ему говорила.

— Они говорят, что тут поблизости есть пещера. В ней мы можем обсушиться.

В восторг никто не пришел, но восклицания в ответ послышались одобрительные.

Нгангата подошел к Перкару и сказал ему одному:

— У этого ручья есть для тебя послание. Его передал дождь от дальней Речки.

Сердце Перкара забухало, как молот о наковальню. Он приоткрыл губы, но не знал, что сказать в ответ.

— Она говорит: ты не должен был посылать ей свою кровь. Теперь он знает ее вкус. Она советует держаться от него подальше.

Темные глаза Нгангаты пристально вгляделись в Перкара, пока тот моргал, стряхивая капли дождя с глаз. Нгангата вошел в ручей, ведя за собой лошадь.

Дождь все еще нес запах роз, постепенно исчезавший.

— Фу, как воняет, — с отвращением поморщился Апад. Сначала Перкар подумал, что он имеет в виду свою промокшую рубаху, которую только что снял, — от нее сильно пахло потом. Но когда Эрука добавил: — Хуже, чем от зверей! — Перкар понял, что они говорят об альвах.

Перкар тоже принюхался, но пахло только знакомым можжевеловым и сосновым дымом.