Дюма - Максим Чертанов

Рассказ «Мари» был переделан в «Кучера кабриолета», Бюло его не взял, но взяли в альманах «Париж, или Книга ста и одного». Дюма впервые показал свой юмор — скорее английский, чем французский, интонационно напоминающий Диккенса и Твена. Чем отличается простой извозчик от кучера кабриолета? «Извозчик одиноко восседает на козлах, серьезный, неподвижный, хладнокровный, и переносит превратности погоды с невозмутимостью подлинного стоика; находясь среди людей, он не поддерживает никакого контакта с ними и лишь изредка разрешает себе в виде развлечения стегнуть кнутом проезжающего мимо приятеля; он не питает никакой привязанности к двум тощим клячам, впряженным в его карету, и не чувствует ни малейшего расположения к своим злосчастным седокам, обмениваясь с ними кривой усмешкой лишь при следующем классическом требовании: „Шагом, никуда не сворачивая“. Он гладко зачесывает волосы, отличается себялюбием и угрюмостью и не прочь побогохульствовать. Зато кучер кабриолета — полная ему противоположность. Надо быть в отвратительном настроении, чтобы не улыбнуться в ответ на его любезности, при виде того, как он подкладывает вам под ноги солому, как в дождь и в град отдает вам всю полость, дабы оградить вас от сырости и холода; надо замкнуться в поистине злостном молчании, чтобы не ответить на множество его вопросов, на вырывающиеся у него возгласы, на исторические цитаты, которыми он вас донимает. Дело в том, что кучер кабриолета повидал свет и знает людей; он возил за почасовую оплату кандидата в академики…» Но даже в этом милом рассказике есть убийство, покушение на убийство и попытка самоубийства.

Для Бюло Дюма решил сделать цикл очерков — «Исторические сцены». Он начал изучать историю с Карла VII, словно его мучил стыд за неудавшуюся пьесу. Он работал по десять часов в сутки, штудировал научные труды, особенно любил мемуары, но не брезговал никакими источниками: Кордье-Делану как-то застал его за детским учебником. «Я чувствовал, что за прошедшие девять лет я так ничего и не изучил; я устыдился своего невежества…» Моруа: «Он не был ни эрудитом, ни исследователем. Он любил историю, но не уважал ее… Он не обладал терпением, необходимым для того, чтобы стать эрудитом; ему всегда хотелось свести исследования к минимуму…» Трудно придумать более неверную оценку. Дюма, особенно под конец жизни, занимался исследованиями не по минимуму, а по максимуму, написал два десятка исторических трудов, из которых компилятивны лишь несколько; в другую эпоху и в другой стране его считали бы историком, но ему не повезло — XIX век во Франции родил плеяду великих исследователей и методологов: Огюстен Тьери, Франсуа Гизо, Гийом де Барант, Франсуа Вильмен, Огюст Франсуа Минье, Жюль Мишле — и это только самые видные. Может, посвяти он себя науке, и смог бы с ними соперничать — но ему, в отличие от них, жить было не на что, надо сочинять беллетристику… Еще интереснее, чем Карл VII, оказались его родители, Карл VI Безумный и Изабелла Баварская, — кладезь сюжетов! В декабре 1831 года и январе 1832-го «Обозрение двух миров» опубликовало пять очерков. Критика их проигнорировала.

«Дарлингтона» сыграли в «Порт-Сен-Мартене» 10 декабря 1831 года, в главной роли Леметр. Успех почти как у «Антони», а труда вложено вдесятеро меньше. «Беда первой совместной работы в том, что за ней следует вторая. Тот, кто пошел на такое, подобен человеку, у которого кончик пальца попал в вальцы: следом за пальцем затянет кисть, потом всю руку, а за ней и все тело! Остановиться невозможно; вошел человеком, а вышел мотком проволоки…» Драматург Анисе Буржуа предложил сюжет и соавторство, написали пьесу «Тереза»: мужчина стал любовником своей мачехи, все водевильно, а в конце мачеха отравилась. «Одна из худших моих пьес». Пристроили в театр «Вентадур», одну из ролей играла двадцатилетняя блондинка Маргарита Ферран (1811–1859), псевдоним — Ида Ферье, по мнению большинства современников, глупая и заурядной внешности, правда, с такими красивыми руками, что Делакруа делал их слепки. Теофиль Готье, однако, называл ее красавицей; она получила хорошее образование в пансионе, знала иностранные языки и вряд ли была так уж глупа. Она похожа на Белль (не внешне): предприимчивая, практичная. Играла в провинциальном театре, в Париже нашла богатого покровителя Жака Доманжа, и тот устроил ее в театр «Нувоте». Женщины ее не любили. Графиня Даш: «Глубоко испорченная, лишенная каких бы то ни было принципов… На всем свете она любила только себя и никогда не знала подлинной привязанности к кому бы то ни было… Гневливая до бешенства, Ида только и жила что сценами; она испытывала постоянную потребность в волнениях… Поскольку ничто не могло ее остановить, кроме ее же новой прихоти, нрав у нее был бесподобно непостоянный». Как говорили женщины, Ида изображала пушистого котеночка и Дюма на это попался. Связь началась в феврале 1832 года; Доманж не возражал, был в хороших отношениях с Дюма и помогал ему деньгами, что вызывало насмешки.

1832 год начался политическими процессами. Судили 15 участников «Общества друзей народа» и массу других оппозиционеров за оскорбление того или сего, сроки пока не людоедские, зато сажали всех подряд. Дюма носил в тюрьму Сен-Пелажи передачи Распаю, его острота гуляла по городу: «Кажется, Сен-Пелажи превращается в справочник „Кто есть кто“». Еще один процесс — над лионскими ткачами. «Их зарплата за 15 лет упала с 80 су до 18 су в день, правительство предложило гарантированный минимум 23 су, но фабриканты отказались». Демонстрацию 21 ноября 1831 года обстрелял батальон Национальной гвардии, трое были убиты, начался бунт, жертвы с обеих сторон, всего около шестисот человек, 23-го повстанцы захватили мэрию, но их лидеры не знали, что делать дальше. В Париже эта новость вызвала шок, король сказал, что все организовано «провокаторами», деньги на поднятие ткацкой промышленности выделил, но послал в Лион войска под командованием маршала Сульта и Фердинанда Орлеанского. Взяли город без боя, арестовали 90 человек, 11 осудили. Дюма поссорился с Фердинандом. «Ткачи восстали лишь потому, что они не могли жить на 18 су в день, тогда как король проживал 50 000 франков в день… Они просили несколько связок соломы, а король тратил 1 200 000 франков на отопление дворца…» Критик Фонтане писал в дневнике о премьере «Терезы» 6 февраля («позорище») и там же — о том, что Дюма «вел серьезные разговоры о республике и революции. Его хотят заставить платить за порох, который он привез из Суассона: отменная шутка…».

Человек, попавший в вальцы, начал перематываться в проволоку: с тем же Буржуа сочинили водевиль «Муж вдовы», оказавшийся, однако, таким хорошим, что его взял Французский театр. Но премьера 4 апреля прошла при полупустом зале — эпидемия холеры. «Кому довелось видеть Париж в эти дни, тот никогда не забудет это беспощадно синее небо, это насмешливое солнце, безлюдные проспекты, пустынные бульвары, улицы, по которым тянулись катафалки и бродили призраки».

Началось в марте, к середине апреля было семь тысяч умерших, 13 тысяч больных (всего с марта по октябрь в Париже умерло 18 тысяч человек). Фердинанд посещал больных в госпитале, рискуя (сопровождавший его Перье заразился и умер 16 мая), — Дюма ему все простил. Самому ему 15 апреля тоже показалось, что у него холера. Видимо, простудился, так как выздоровел от полбутылки эфира и горячих припарок. Умирали больше бедняки, так как они брали воду из колодцев; прошел слух, будто правительство (но не король: самые бедные, рука об руку с самыми богатыми, всегда за короля) велело отравить колодцы. В ответ префект полиции заявил, что воду отравила оппозиция. Начались погромы, хватали любого, кто не так одет, как в Средние века. «Париж, превратившийся в груду мяса, грозил стать гигантской бойней…» Луи Филиппа можно пожалеть: в то же самое время в Вандее, как предсказал Дюма, начался мятеж, организованный герцогиней Марией Беррийской (1798–1870), женой племянника Людовика XVIII, надеявшейся посадить на трон своего сына. В апреле она с группой сторонников пыталась взять Марсель, а в конце мая прибыла в Вандею и призвала к восстанию; началась партизанская война. Дюма все это укрепило в мысли, что он должен стать историком — изучая прошлое, можно предвидеть будущее — и написать полную историю страны с древних времен — «Галлия и Франция».