Горестная история о Франсуа Вийоне - Франсис Карко

— Хорошо, я приду.

Пожав руку Фарси, он удалился, забыв поклониться «Говехе черта», перед которой стоял на коленях какой-то бедняга, приведенный целой кучей школяров, и во всю глотку распевал псалмы.

Франсуа возвратился в дом дяди, почистил одежду, причесался, помылся и, преисполненный радости, метался по комнате, не зная, как убить время. Предстояло пережить целый вечер, прежде чем отправиться на свидание с Катриной, а время, как казалось ему, замерло, не двигалось, и тогда он помчался на улицу Сент-Илер, нашел там Ноэля Жолиса и пригласил его выпить.

— Она тебе говорила обо мне? — расспрашивал он своего спутника, вцепившись ему в рукав. — Рассказывай. Что она делает? Как выглядит?

Они засели в «Яблоке», улыбались друг другу, как старые друзья, беседовали, говорили о Катрине, и Франсуа буквально впитывал любое слово, сказанное о ней Жолисом. Никогда еще не испытывал он такого удовлетворения, такого возбуждения, такой радости, как сейчас. Катрина назначила ему свидание у себя. Просто не верится! Он на такое и не надеялся. Тут Жолис заметил ему, что от женщин можно ждать чего угодно, и разумней всего принимать их такими, какие они есть.

— Я уже решил, что все, конец, — исповедовался Франсуа. — Она раньше так мучила меня, и разве я мог ожидать, что она сама позовет меня? Нет, все это как-то странно…

— Да нет, нормально.

— Ну может быть, — согласился Франсуа.

В этот вечер он поужинал с небывалым аппетитом и нетерпеливо дожидался, когда колокол Сорбонны пробьет сигнал тушения огней, чтобы незаметно выскользнуть из комнаты и поспешить на место свидания. Катрина уже ждала его за дверью своего дома. Она приотворила дверь, сделала ему знак молчать и повела к себе в комнату — во всяком случае, ему показалось, что ведет она его именно туда, — и вдруг спросила:

— А знаете, кто тут?

— Где — тут?

— У меня в комнате, — сказала Катрина и посторонилась, пропуская его. — Взгляните.

— Марта! — удивился Франсуа.

Марта рассмеялась, обменялась с Катриной заговорщицкими взглядами и с упреком произнесла:

— Очень красиво получается. Мне пришлось прийти сюда, чтобы повидаться с вами.

— Вот именно, — подтвердила Катрина.

Франсуа стоял в совершенной растерянности.

— Я счастлив, — наконец произнес он, чтобы укрыть недовольство, — что Катрина предоставила нам возможность увидеться.

— Конечно же, — заметила Марта, — для вас существует только она. А меня и других женщин просто как бы и нет. Не так ли?

— Что вы! — воспротивился Франсуа. — Вы — мой единственный друг.

— А я? — кокетливо поинтересовалась Катрина.

Он молча взглянул на нее, отвел взгляд, тяжело вздохнул и сел рядом с Мартой, но та почти в ту же секунду встала и несколько принужденным тоном произнесла:

— Не надо расстраиваться, мэтр Франсуа. Я повидала вас и ухожу вполне довольная.

Марта улыбнулась ему, расцеловалась с Катриной, а когда Франсуа предложил проводить ее, ответила с лукавым видом:

— Нет, нет, я не посмею похитить вас у Катрины. Она никогда мне этого не простит.

И Марта ушла, оставив их одних в комнате. Они молча смотрели друг на друга, и ни он, ни она не решались заговорить.

— Я безмерно благодарна вам за то, что вы поспешили на мой зов и не сердитесь на меня, — промолвила наконец Катрина.

Франсуа смолчал.

— Я была уверена, что вы придете, — продолжала она. — Потому и написала это письмецо, что вручил вам юный Ноэль Жолис. Ну подойдите же поближе! Вы что, язык проглотили?

— Прекратите эту игру! — угрюмо буркнул Франсуа.

— Какую игру?

— Забавляться мной и дразнить, как вы это делаете. Предупреждаю вас, прекратите или…

Катрина подошла вплотную к нему и, забавляясь его бешенством, спросила:

— Или что?

Франсуа с какой-то печалью в глазах оттолкнул ее, схватил со скамьи свой берет и торопливо бросил:

— Прощайте, Катрина!

Франсуа спешил покончить с этим мучительным свиданием. И хотя Катрина просила его остаться, он уже уходил, но вдруг внизу кто-то постучал молотком во входную дверь.

— Слышите? — бросила Катрина. — Теперь вы не сможете уйти.

— Кто это?

— Снова стучат, — вместо ответа произнесла Катрина.

Она вытолкала Франсуа в коридор, в конце которого находилась темная кладовка, и велела затаиться там, пока она сходит и откроет дверь нетерпеливому гостю: слышно было, как тот бесится и сыплет проклятиями на улице перед запертой дверью.

— Ладно, идите, — согласился Франсуа. — Только побыстрей.

Из своего укрытия он слышал, как скрипнула входная дверь, потом какой-то мужчина стал отчитывать Катрину за то, что она долго не открывала, а она оправдывалась, говоря, будто задремала. Франсуа показалось, что этот громкий неприятный голос он уже где-то слышал, а когда мужчина, поднявшись на площадку, спросил у Катрины, не прячется ли, случаем, кто в доме, он в испуге затаил дыхание.

— Проверь, если желаешь, — предложила Катрина.

После некоторого молчания спор разгорелся снова, и тут Франсуа похолодел от страха: ему стало ясно, кто этот мужчина. То был Сермуаз.

«Если он обнаружит меня тут, — подумал он, затаившись в темноте, — то несомненно отплатит за обиду, которую я ему когда-то нанес и которую он явно не забыл. А безмозглая Катрина, вместо того чтобы утихомирить, спорит с ним и еще больше злит. Да, дело дрянь». Он выжидал, когда можно будет выбраться, но дверь комнаты была чуть приоткрыта, а, чтобы улизнуть отсюда, нужно было пройти мимо нее, и Франсуа долго пребывал в нерешительности, глядя на полоску света на полу — света, падавшего из комнаты, где находился Сермуаз, Священник тем временем успокоился. Говорил он уже нормальным голосом и, лаская Катрину, расточал нежные слова, а она, слушая их, противно хихикала. Было мгновение, когда поэт решил, что она нарочно так смеется, и уже собрался выскочить из укрытия, но осторожность взяла верх, и он остался стоять в каморке, а через несколько секунд Сермуаз захлопнул дверь, и Франсуа понял, что дорога свободна. Тихо, на цыпочках он прокрался, внимательно прислушиваясь к разговору Катрины и Сермуаза, по коридору, спустился по лестнице, приотворил дверь, по-воровски выскользнул из дома, сбежал по ступеням крыльца и помчался по улице прочь.

Экое мерзостное приключение! Назавтра Франсуа со стыдом вспоминал о нем, презирал себя и сожалел, что не сумел воспользоваться случаем и не вздул, как следует, соперника, не сумел показать себя. Верней, он показал себя — сбежал, как последний трус, и от осознания своей трусости его презрение к себе еще больше усиливалось. И что бы он теперь ни делал, мнения Катрины о себе ему изменить не удастся, а главное, она будет ликовать, оттого что опять так ловко сыграла им. Да, она им играла. Франсуа прекрасно это чувствовал. Это доказывало и присутствие Марты, и приход священника, и настояния Катрины, уговаривавшей его остаться. Все это хитрости в ее духе, и, быть может, она была разочарована, что дело не кончилось так, как она хотела бы.