Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

Следующее оскорбление со стороны Баки было непростительным, – во всяком случае, в глазах Бабура. Брат Хосров-шаха – к тому времени последнего уже не было в живых, – стада которого насчитывали несколько десятков тысяч овец, прислал для нужд армии, испытывавшей острую нехватку продовольствия, всего лишь пятьдесят голов. Бабур воздержался от публичных упреков, хотя и не скрыл своей ярости. На что Баки, имевший обыкновение по всякому поводу надменно требовать отставки, попросил разрешения оставить свой пост. К его удивлению, Бабур, обычно не соглашавшийся с ним и уговаривающий его остаться, немедленно удовлетворил эту просьбу. Обескураженный и недоумевающий Баки послал к государю доверенного человека, чтобы напомнить об одном обещании – Бабур обязался простить ему девять оскорблений (таким правом пользовались приближенные вельможи при дворе Чингисхана – их не подвергали наказанию, пока количество проступков не превышало священное число девять). В ответ Бабур вручил посланцу список из одиннадцати оскорблений, нанесенных ему Баки.

Итак, не имея повода остаться, Баки отбыл вниз по реке, вместе со всеми домочадцами, – в Хайбер, где его караван попал в засаду вождя Юсуфзаиса, который предал Баки смерти и взял себе его жену.

«Хотя мы отпустили Баки, не сделав ему никакого зла, но его зло вышло ему навстречу, и он стал пленником своих собственных дел». Это прозвучало очень похоже на поминальное слово по Али Досту.

Так или иначе, но для Тигра пришло время разобраться со свирепыми независимыми племенами, угнездившимися на горных вершинах и перекрывавшими зимние дороги. Среди них выделялись Юсуфзаис (Юсуф Заис), Изахаил (ИсаХаил) и в особенности туркмены-хазары, которые оказывали поддержку Бабуру по пути в Кабул. Когда они убили одного из так почитаемых им дервишей, Бабур с небольшим подвижным отрядом неожиданно выступил на них в поход в самый разгар зимы. Зимний лагерь и конная база афганцев располагались в высокогорной местности Дара-и-Хуш, и у них были все основания чувствовать себя в безопасности.

«Той зимой выпало очень много снега. В этих местах в стороне от дороги снегу было коням по брюхо. Воины, вышедшие ночью в дозор, из-за обилия снега до рассвета просидели на конях. [В походе Бабур настолько ужесточил дисциплину, что часовым, заснувшим на посту, вырывали ноздри.] Дара-и-Хуш – диковинная долина. Почти на полкуруха от устья этой долины тянется узкий проход, дорога пролегает по склону горы. Ниже дороги – крутизна в пятьдесят – шестьдесят кари, выше – узенькая тропинка, по которой всадники проезжают один за другим. Миновав эту теснину, мы шли до времени между молитвами и, не нагнав хазарейцев, заночевали в одном месте. Нашли жирного верблюда, принадлежащего хазарейцам, и привели его; этого верблюда убили, и мы сделали из части его мяса шашлык, а остальное сварили в котле и съели. Никогда не едали мы такого вкусного верблюжьего мяса, некоторые не могли отличить его от баранины.

Утром мы снялись с лагеря и двинулись на зимовье хазарейцев. Шел первый пахр, когда от передовых подъехал человек и сказал: «В одной теснине хазарейцы укрепили препятствиями переправу через реку, подкараулили наших людей и дерутся с ними». Услышав это, мы быстро двинулись вперед, проехали часть дороги и достигли того места, где хазарейцы подстерегли наших и дрались. В ту зиму выпал очень глубокий снег, идти без дороги было трудно, берега и ложе реки сплошь покрылись льдом; из-за льда и снега нельзя было перейти реку против тех мест, где не было дороги. Хазарейцы нарезали и набросали у истоков множество веток, они стояли, конные и пешие, в ложе реки и на берегах и сражались, пуская стрелы. Мухаммед Али Мубашир-бек был один из тех беков, которым я недавно начал оказывать благоволение; очень смелый, достойный милостей и хороший был йигит. Без кольчуги он проехал вперед, к дороге, забросанной сучьями. Ему выстрелили в шулятные ядра, и он тотчас испустил дух. Мы шли быстро, у большинства из нас не было кольчуг. Над нами пролетело несколько стрел; Ахмед Юсуф-бек волновался и все время говорил: «Вы идете совсем голый. Я видел, как две или три стрелы пролетели у вас над головой». Я отвечал: «Будьте смелее! Немало таких стрел летало у меня над головой».

Так шли дела, когда Касим-бек, одетый в латы, нашел на правом берегу переправу через реку и перебрался на другую сторону. Когда он пустил коня, то хазарейцы не смогли устоять и побежали; йигиты, схватившиеся с хазарейцами врукопашную, бросились за ними, сбивая их с коней. Касим-беку в награду за это дело был дан в удел Бангаш, Капак Кули Бабе за смелые действия в этом походе мы тоже пожаловали деревню. Султан Кули Чанак шел следом за хазарейцами, из-за глубокого снега нельзя было сойти с торной дороги. Я тоже поехал с его йигитами. Невдалеке от зимовки хазарейцев мы наткнулись на стада их овец и табуны лошадей; я собрал до четырехсот или пятисот овец и двадцать пять лошадей. Султан Кули и еще два-три человека находились поблизости. Я сам дважды участвовал в набегах. Впервые это было в тот раз; и еще я ходил в набег на туркменских хазарейцев, возвращаясь из Хорасана; тогда тоже гнали много овец и коней. Жены и дети хазарейцев пешком поднялись на снеговые холмы; мы несколько поленились, да и время было вечернее. Повернув назад, мы расположились в жилищах самих же хазарейцев».

На обратном пути люди Бабура разыскали убийц дервиша. Их нашли в пещере, выкурили из нее и зарубили мечами.

В этих продовольственных набегах по землям афганских племен, отказывающихся снабжать зерном Кабул, Бабур проявил себя как безжалостный убийца. Часто лишь Касиму удавалось удержать его от кровопролития.

Жестокая расправа с туркменами-хазарами принесла ожидаемый результат. Слухи о ней распространились по горным селениям. Независимые племена, будь то монголы, тюрки или афганцы, поняли, что Тигра следует опасаться. Однако эти набеги, пусть и доставившие городу жизненно необходимое продовольствие, не доставили удовлетворения самому Бабуру. Править такими методами означало быть еще хуже, чем сам Шейбани.

Долгими зимними вечерами Бабур трудился над описанием своей новой страны. Сидя возле задуваемой ветром жалкой масляной лампы, он вынужден был заворачиваться в овчину, – и это после его хвалебной оды климату. Он писал и все чаще вспоминал о Газне, но не только потому, что подарил ее Джахангиру.

«Сеять в Газне очень трудно; все пространство, которое засевают, каждый год приходится заново покрывать землей;…кочевое население Газны – хазарейцы и афганцы. Сравнительно с Кабулом, в Газне все всегда дешево. Жители этой области – хани-фиты[29]по исповеданию, люди чистой веры и хорошие мусульмане; людей, которые постятся три месяца, там много. Своих жен и женщин они тщательно скрывают и охраняют. Мулла Абд ар-Рахман – один из великих людей Газны. Это был ученый человек. Он постоянно преподавал науки, был весьма благочестив, богобоязнен и воздержан в жизни».